– Знаешь, мне кажется, я тоже буду скучать по тебе, – неожиданно для себя сказал Джеймс.
– Не возражаешь, если я время от времени буду писать тебе? – спросила Оливия. – Обещаю, что забрасывать письмами не стану, да и отвечать вовсе не обязательно, особенно если будешь занят своими артефактами. Я просто хочу убедиться, что… что… – Глаза ее налились слезами.
– Что?
– Что ты не забудешь меня.
Не успев понять, что делает, он приподнял ее подбородок и погладил большим пальцем нижнюю губу. Рот девушки слегка приоткрылся, и он как зачарованный не смог оторвать взгляда от этого зрелища.
Странно, что никогда раньше Джеймс не замечал безупречного изгиба ее губ и изящной линии носа, лучистых глаз, глубокого проникновенного взгляда.
И вот сейчас они здесь, сидят при лунном свете и прикасаются друг к другу. Наедине…
Каштановый локон соблазнительно лежал на ее обнаженном плече, подрагивая на вечернем ветерке. А когда она наклонилась к нему, Джеймс едва не задохнулся от восхитительного зрелища округлой, высокой груди, приподнятой корсетом, и прелестной ложбинки.
В паху у него словно запылало пламя, голова пошла кругом.
– Поцелуй меня, – попросила Оливия. – Хотя бы разок.
Он прекрасно понимал, что не должен, но она таяла, растворялась в нем, а мягкая, обтянутая шелком грудь касалась его руки.
– Пожалуйста… – Ее веки опустились, словно отяжелев.
Почувствовав его ладонь на своем затылке, девушка судорожно вздохнула.
На долю секунды их носы соприкоснулись, дыхание смешалось, одни губы нашли другие…
Этот поцелуй, решил для себя Джеймс, будет легким и коротким, чуть ли не братским, и начался он именно так. Он едва коснулся ее губ, но она оказалась такой сладкой, что оторваться не смог и поцеловал ее уже по-настоящему.
Оливия мгновенно вспыхнула, положила руку ему на грудь и страстно ответила, приоткрыв губы и впустив его язык.
Все хваленое самообладание, которым Джеймс так гордился, мгновенно улетучилось. За какие-то секунды поцелуй превратился из нежного в обжигающе-горячий.
До зуда в пальцах ему хотелось погладить кожу над вырезом платья, подразнить соски сквозь голубой шелк так, чтобы они превратились в твердые бутоны. Вот бы распустить шнуровку у нее на спине, освободить груди из плена, насладиться этим восхитительным зрелищем.
Из тумана вожделения его вырвало кваканье лягушки, вернув способность мыслить разумно, а заодно напомнило ему случай, когда он бросил Оливии вызов держать лягушку, пока не сосчитает до двадцати.
Конечно же, она справилась.
Он резко оторвался от ее губ и встал.
– Я выполнил твою просьбу. – Он хотел, чтобы это прозвучало безразлично и невозмутимо, но не смог скрыть некоего самодовольства. – Теперь нам обоим надо вернуться на бал. Хочешь пойти первой или тебе нужно время, чтобы успокоиться?
Оливия все еще сидела на скамейке. Глядя затуманенным взором перед собой, она дотронулась кончиком пальца в перчатке до своих припухших губ. Еще несколько локонов выбились из прически. Джеймс уже собрался было повторить вопрос, но она заморгала, будто очнувшись от транса.
– Я пойду первой.
Совесть грызла его душу, словно крысы – мешок с зерном.
– Если брат спросит, где ты была…
Стремительно поднявшись, она отряхнула юбки, пригладила волосы на висках и отрезала:
– С Оуэном я справлюсь.
– Да, но мы не должны были… я не должен…
Томная довольная улыбка осветила ее лицо.
– А я рада, что это произошло. И хочешь знать еще кое-что? Не могу дождаться, когда произойдет снова.
Не успел он возразить, что они не будут больше заниматься ничем подобным, она быстро направилась к дому, бросив дерзкую улыбку через плечо.