– Нет. Ты поступил лучше: дал мне шанс испытать себя, сказав, что если я сумею насадить живого червя на крючок и не завизжать, то мне можно будет остаться. В противном случае я должна уйти.
– Ну и как – ты справилась?
– Конечно. Вообще-то Оуэн заявил, что это не считается из-за того, что меня тошнило…
Джеймса передернуло.
– Ты… э…
– Немножко. Но ты сказал, что о рвотных позывах ни слова не было сказано, так что договор я выполнила и могу остаться.
– Понятно. – Он оглянулся через плечо на террасу. – Стало быть, ты хотела выразить мне свою признательность… Что же, ты ее выразила. Отлично. Вернемся в бальный зал?
Со смелостью, которая шокировала даже ее саму, Оливия положила ладонь ему на ногу, точнее, на твердое мускулистое бедро.
– Я еще не все тебе рассказала.
Взгляд его метнулся на ее руку.
– Не уверен, что у нас есть время для всей истории, Оливия. Мы здесь уже четверть часа, а ты все еще в тысяча восемьсот седьмом.
Она повернула голову так, что ему пришлось посмотреть ей в глаза.
– Я ждала десять лет, чтобы поведать тебе о своих чувствах. Пожалуйста, дай мне закончить.
Джеймс накрыл ладонью ее руку – ту, что все еще лежала у него на бедре, и Оливия ощутила тепло, которое постоянно растекалось по всему телу…
– Если кто-то обнаружит нас здесь наедине, – как будто издалека услышала она его голос, – твоя репутация будет загублена. К тому же твой брат убьет меня на месте. Если ты считаешь, что тебе еще есть что сказать, мы могли бы встретиться в другой раз.
– Это не займет много времени, – перебила его Оливия, почувствовав, что он отдаляется, и удвоила свою решимость. – В тот день я еще не была влюблена, но именно тогда это началось. Каждое лето я узнавала все больше о тебе, и ты всегда относился ко мне с уважением, а не как к надоедливой младшей сестренке Оуэна. Я жила ради тех минут, когда вновь увижу тебя.
– Это было всего лишь детское увлечение, – возразил Джеймс.
От обиды у нее на глазах выступили слезы.
– Тогда почему я ждала тебя? Почему меня просто убивает мысль о том, что ты уезжаешь в Египет? Почему я мечтаю о тебе каждую ночь?
Джеймс встал и медленно провел ладонями по лицу.
– Ты сама не знаешь, что говоришь.
Оливия вскочила со скамейки и приблизилась к нему.
– Посмотри на меня, Джеймс. Я не маленькая девочка. – Она уперла руки в бока. – Это не детская влюбленность – уже нет.
– Ты что, выпила?
Она испустила тяжкий вздох – как он мог такое спросить…
– Ну сделала пару глотков бренди, но это было несколько часов назад.
– Ты неисправима, тебе это известно?
Она принялась теребить локон, искусно завитый и красиво лежавший на ее правом плече.
– Я вижу, что шокировала тебя: уже во второй раз за вечер, – и рада этому.
Он стиснул челюсти, и ей ужасно захотелось дотронуться до чуть заметной синевы проступавшей на подбородке щетины.
– Меня так и подмывает вернуться в бальный зал и сообщить твоему брату, что следовало бы найти тебе дуэнью, чтобы глаз с тебя не спускала до конца сезона.
Всякий раз, как он взмахивал рукой для выразительности, ткань фрака натягивалась, и Оливия придвинулась к нему так близко, что ее грудь едва не соприкасалась с его торсом – тем самым, что она некогда лицезрела во всем его обнаженном великолепии. От него пахло кожей, чернилами и еще немножко виски. Это был такой мужской запах, что у нее перехватило дыхание.
– Ты этого не сделаешь.
Мрачная улыбка осветила лицо Джеймса.
– О, еще как сделаю!
Сердце ее забухало в груди словно молот. Она поняла, что именно должна предпринять.
И прежде чем смелость покинула ее, Оливия закинула руки ему на шею, привстала на цыпочки и поцеловала.