Я знаю этих двоих людей всю свою жизнь. У меня нет никого роднее них. Они — мои, пусть и чудаковатые, но родители. 

И неважно, что это слово в нашем случае не несёт в себе своего прямого определения. 

Да. 

А вот с тем, что меня якобы силой забрали у биологических мамы и папы, разобраться придётся. Это, по меньшей мере, интересно, а по большей — необходимо. 

Я решительно поднимаюсь на ноги и иду вон из комнаты. 

У меня не выходит понять, сколько времени я провела в своей комнате, но в коридоре уже пусто. Я прислушиваюсь к звукам родного дома и безошибочно определяю, где сейчас находятся мои родители. Тихие всхлипы мамы и успокаивающий голос папы доносятся именно из гостиной. 

Захожу в комнату и оба родных лица обращаются в мою сторону. Папа теребит пальцами свою бабочку — так всегда происходит, когда он волнуется. Мама же вновь всхлипывает и, поднявшись с дивана, спешит ко мне: 

— Леруся, мне так жаль! — Она тянется меня обнять, но в последний момент словно не решается и обхватывает своими прохладными пальцами мои. — Прости нас, пожалуйста. Ты не должна была узнать вот так... 

— То есть вы когда-нибудь рассказали бы мне о том, что удочерили меня? — без особых эмоций спрашиваю я. 

— Мы... Д-да, наверное, нам бы пришлось... 

— А что значат слова того парня? — сужаю я глаза. — Меня правда забрали силой? Вы? 

— Господи, Лера, конечно же, нет! 

Я выдыхаю с облегчением, словно всерьёз подозревала родителей в чём-то криминальном, а затем спрашиваю: 

— Где он? Вы его прогнали? Он что-нибудь объяснил? 

— Он... О, моя девочка!  

Мама порывисто прижимает меня к своей груди и вновь начинает рыдать. К нам подходит папа и обнимает нас обоих. Шепчет тихо и немного неумело слова успокоения. А я почему-то начинаю раздражаться. Да, новости шокирующие, но они и так знали правду! А теперь эту правду хочу знать я. 

— Мам, пап, расскажите мне, как всё было. 

Мама часто кивает, отстраняется от меня и бросает быстрый взгляд на папу. Тот без слов её понимает и уходит, как я понимаю, за стаканом воды.  

Мы с мамой располагаемся на диване, дожидаемся отца и воду, а затем она, сумев успокоиться, начинает рассказывать историю моего удочерения. 

— Так вышло, что мы с твоим папой не можем иметь детей... И идею о усыновлении или удочерении вынашивали долгие годы. Добившись определённых успехов в сфере своей занятности, купив большой и удобный дом, обжив его и обустроив, мы наконец решились. Направляясь в дом малютки, мы ещё не знали, кого возьмём, мальчика или девочку. А когда увидели тебя... — Мама нежно улыбается и смотрит на меня. — Тебе не было и года, ты ещё не знала родительской любви, вам, малюткам, не уделяли достаточного внимания, но... Твои глаза выражали такое количество жизнерадостности, что наши с папой сердца в один миг были покорены. А твои рыжие, как и у меня, волосы? Миш, помнишь, как они торчали в разные стороны, словно намагниченные? 

— Конечно, — тихо улыбается папа и с теплотой во взгляде смотрит на меня. — Самое настоящее солнышко. 

— Да-да! — подхватывает мама, тихо посмеиваясь. — Ты олицетворяла собой радость и веселье, которого так не хватало в нашей жизни. Мы сразу почувствовали, что ты наша.  

— Значит, я какое-то время жила в доме малютки? — немного хрипло спрашиваю я, потому что в горле першит от услышанного. 

— Десять месяцев, да, — кивает мама. — То, что сказал этот молодой человек... Я уверяю тебя, Лера, мы и представления не имели, что детей могут забирать силой у кого-либо. В твоих документах значилось, что от тебя отказались по доброй воле... — Мама протягивает ко мне руку и нежно поглаживает мои пальцы, поддерживая. — Может статься так, что этот визит не больше, чем обман...