Кто бы мог ее упрекнуть! Тунува закрепила подпругу и с маху взлетела в седло.

– Первым делом едем в Юкалу. – Апая оседлала своего ихневмона. – Дотуда дорога знакома вам обеим.

– Сколько лжи я наслушалась?

Голос исходил из ее уст, но принадлежал теперь незнакомке – Нойзикен па Думаи, принцессе Сейки, перворожденной дочери императора Йороду, потомку Снежной девы.

Она сидела с матерью и великой императрицей. Ширмы отгораживали их от лишних глаз, мерцающие лампады отбрасывали длинные тени.

– Я спрошу попросту, – обратилась Думаи к Уноре, не дождавшись ответа. – Откуда ты на самом деле?

Унора выглядела совсем измученной.

– Из провинции Афа, – ответила она. – Мать умерла, когда мне был всего год, – от болезни, вызванной жаждой. После ее смерти отец решился все переменить. Он оставил меня у родни, пешком дошел до самой столицы и сдал экзамены на звание ученого. Четыре года он трудился при дворе и добился звания правителя Афы.

– Простого человека возвысили до такого чина?

– Пыльные провинции не манили вельмож. Слышала бы ты, как жалобно те скулили, когда я направляла их в подобные места. – Императрица отпила вина. – Обычного простолюдина я бы туда не назначила, но Сагурези был умен и страстно добивался цели, вот я и решила пристыдить знать, страшащуюся взвалить ответственность на свои плечи. Я дала ему проявить себя, и он вернулся домой с полномочиями правителя.

– Мой отец понимал землю, – кивнула Унора. – Знал, что сеять и когда сеять, и еще изобрел способы орошения. Его предшественница была ленива и нечиста на руку, только и мечтала отбыть свой срок в Афе и скорей вернуться ко двору. Она отбирала у нас весь урожай, а возвращала, сколько сама считала нужным. А мой отец не был равнодушным. Он о нас заботился.

Она помолчала, потупив взгляд.

– Мне было восемь, когда новый император Сейки Йороду назначил моего отца речным хозяином, – сказала Унора. Думаи моргнула. – Тот взял меня с собой в новый дом в Антуме. Добрее не было человека на свете, но его возвышение возмутило кланы.

– Мягко говоря, – фыркнула великая императрица. – Важнейший пост вне императорской семьи достался сыну землепашца. На такое даже я никогда бы не решилась. Речных хозяев веками назначали из клана Купоза, но мой сын ценил талант выше крови. Купоза это не понравилось.

Думаи взглянула на нее:

– Но ведь все обязаны поддерживать выбор императора.

– До этого я еще дойду. Пока тебе довольно знать, что они избавились от твоего деда. Объявили, что не мог такой низкий человек напоить Афу водой, и обвинили его в том, что он ради успеха пробудил дракона. – Великая императрица вздохнула. – Мой сын был слишком юн, чтобы оспаривать их доказательства. Спасая Сагурези от казни, он согласился выслать его на Муисиму.

– Меня в ту же ночь вышвырнули на улицу, – подхватила Унора. – Меня нашла одна из наших служанок и вернула в Афу.

Лицо ее стало будто керамическое – непроницаемое и хрупкое.

– Жизнь во внутренних провинциях бывает… очень суровой. Без отца все вернулось к истокам.

Думаи всю свою жизнь пила и ела вволю. Ей больно было представить мать в такой скудости.

– Случился год, когда болезнь выкосила в нашей деревне всех, кроме меня, – сказала Унора. – Я пошла к пруду дракона Паяти и попросила помощи. На следующее утро там проезжала вестница императора. Она завернула отдать дань почтения Паяти и нашла меня лежащей без чувств.

– Ты пробудила Паяти?

Лицо Уноры оставалось чистым листом бумаги.

– Нет. Я просто молилась.

Успокоенная Думаи кивнула. Мать не могла быть столь безрассудна, хотя бы и в юности.