– Я на самом деле в другом городе учусь, – поведала она, тщательно записывая на листик заказ, хотя Леон и Алиса взяли лишь то, что она сама же и советовала. – Сейчас каникулы просто, поэтому родителям помогаю.

– Может, отец ваш сможет нам что-то рассказать? – поинтересовался Леон, поскольку сама Алена предложить такой вариант не догадалась.

На гладком белом лбу появилась морщинка, а потом девушка кивнула.

– Я спрошу. Людей уже мало, основной поток поужинал и ушел, у нас до восьми вечера скидка. Как у других бизнес-ланч, так у нас бизнес-ужин. Так что, думаю, сможет оторваться.

Грибной суп Алисе не очень понравился, а вот кулебяка оказалась выше всяких похвал. Пожалуй, даже пироги Тамары Ильиничны ей уступали.

– Только ей об этом не говори, – хмыкнул Леон. – Обидится.

– Едва ли у меня еще будет возможность ей что-то сказать, – заметила Алиса. – Ты же ее уволил.

– Не убил же, – пожал плечами Леон. – Это я скоро умру, а вы вполне можете продолжать общаться.

Ну и какого хрена ты это сделал?

Возможно, сейчас Алиса и озвучила бы свой вопрос, но из-за печи, за которой, скорее всего, находилась дверь в подсобные помещения, вышел высокий грузный мужчина с пышными усами. Осмотрел почти пустое помещение, остановил взгляд на Алисе и Леоне и приблизился к ним.

– Добрый вечер! – широко, но несколько настороженно улыбаясь, поздоровался он. – Как вам наши угощения? Как квас?

– Спасибо, все было очень вкусно, – заверил Леон. – Ваша жена – отменный повар.

– Ей будет приятно узнать. Что привело таких известных людей в наше захолустье? Аленка сказала, вы про церковь в лесу хотите узнать?

Леон кивнул.

– Может, присядете?

Хозяин снова посмотрел на немногочисленных гостей и решил, что может уделить Алисе с Леоном немного внимания. Махнул дочери:

– Аленка, принеси квасу! А вам что? Может, чаю? С медом. Мед наш, местный. У соседа покупаю, а у него пасека своя.

– Спасибо, мы уже сыты, – вежливо, но твердо заявил Леон. – Лучше давайте вернемся к церкви.

Хозяин кивнул.

– Что ж, к церкви так к церкви. Я, признаться, не так много о ней знаю. Когда я родился, она уже была заброшена. Мы по молодости пару раз ходили туда, конечно, смелость демонстрировали, но быстро надоело. Проще на кладбище сходить в таком случае, а туда ж еще ехать надо.

– А для ее посещения нужна смелость? – уточнил Леон.

Хозяин замялся.

– Ну, про нее всякое говорили.

– Расскажите, что говорили. Что сами видели. Все, что знаете.

Алена принесла отцу квас, и тот, залпом выпив половину, начал:

– Построили ее вроде как еще в восемнадцатом веке. Там рядом деревня была. Не наши, не православные жили. И церковь не наша была. Кто-то говорил: католическая. Кто-то считал, что и вовсе какая-то другая. Может, баптисты, может, еще кто. Сейчас уже и не узнать. Деревню сожгли еще во время Первой мировой. Так она и не восстановилась. Церковь тоже тогда забросили. Потом, когда Союз был, многие закрывались, многие под другие помещения отводились. Эта же лесом заросла, про нее и забыли. Никому она не нужна оказалась. Когда Союз развалился и церкви начали восстанавливать, на нее тоже внимания не обращали. Вроде ходили слухи, что хотят восстановить и под нашу переделать. Даже комиссия туда какая-то приезжала, но так и не пошло дело. Деревень там рядом нет, кто туда ездить будет, когда ближе есть? Да и деньги какие на восстановление нужны, на то, чтобы лес расчистить, дорогу проложить. Вот и махнули рукой.

– И все же, почему посетить ее было демонстрацией смелости? – спросила Алиса.

– Ну, она же в лесу стоит. Ехать далеко. Да еще и ночью. Днем-то кто смелость демонстрирует? – Хозяин вздохнул, а потом признался уже другим тоном: – А еще там видится всякое.