– Ага, незаурядный мужик, – иронично сказал я и показал парню на топчан. – Ложись и майку подними. Осмотрю тебя. Я в медицине кое-чего понимаю.

– Да не надо, сударь. Не тратьте своё время.

– Не будь эгоистом. Если ты помрёшь, то кто мне тогда будет делать татуировку?

– Верно вообще-то, – раздумчиво выдал Смертин, улёгся на топчан и задрал майку, обнажив рёбра и впалый живот.

– Глаза закрой, – приказал я, взяв со стола бумагу, карандаш и тушь, предназначенную для татуировок. – Спички есть?

– Ага, на полке с посудой, – ответил парень, лёжа с закрытыми глазами.

Он даже не стал уточнять на кой шут мне спички и зачем ему закрывать глаза. Вот и отлично. Идеальный пациент.

Я довольно усмехнулся, цапнул засаленный коробок и в неверном свете свечи вывел на бумаге руны, предназначенные для того, чтобы стереть из памяти Смертина последние десять минут. Это будет моя страховка. Он не должен помнить то, что я сейчас сделаю.

Конечно, можно понадеяться на то, что Смертин не будет подглядывать или не поймёт, что я проделываю с его животом, но лучше так не поступать. Поэтому я сунул бумагу с рунами в карман, а сам сел на топчан подле Смертина, окунул палец в баночку с чернилами и стал выводить руны на коже парня. Тот лежал смирно. И кажется, даже не пытался подсмотреть. Видимо, он мне доверяет, как родной матушке. Да и что дурного я мог с ним сделать? Ну, по его мнению.

– Щекотно, – вдруг сказал Смертин, всё-таки нарушив молчание.

– Так и должно быть, – напряжённо проговорил я и вывел последнюю руну, ощутив как солнечное сплетение покинула часть маны.

– Ай, щиплет, – пожаловался парень, когда на его животе засветились руны.

– Всё нормально. Лежи и глаза не открывай, – быстро выдал я, лихорадочно облизал губы и впился напряженным взором в грудную клетку Смертина. Она будто бы стала извергать туманные протуберанцы, все больше уплотняющиеся и наливающиеся черным цветом.

Да, это же черви! Толстые, отвратительные, с тонкими волосками и торчащими из пастей загнутыми клыками! Они во множестве копошились в груди парня, то погружаясь в его плоть, то выныривая из неё.

Зрелище оказалось столь отталкивающим, что я даже вскочил на ноги и попятится. Тут же мой ботинок зацепился за неровность пола. Я не сумел удержать равновесие и грохнулся на задницу.

Смертин распахнул глаза и удивлённо уставился на меня.

– Вы чего, сударь? На топчане-то оно удобнее сидеть.

– Ага, – просипел я, во все глаза глядя на парня, почесавшего ребра. Его иссохшие пальцы спокойно прошли сквозь червей. А потом он провёл рукой по животу, с которого уже исчезли руны. Парень их не заметил, однако надо подстраховаться.

– Ложись, – приказал я ему и достал бумагу с рунами.

– Хорошо, – проронил тот и снова покорно вернул голову на грязную подушку, по мягкости вряд ли превосходящую камень.

Я же поджёг бумагу и поднёс её к груди бедолаги. Дым от неё проник в его ноздри, после чего тело парня расслабилось. Кажись, сработало. Я швырнул бумагу на пол, где она полностью сгорела. А потом моя нога растоптала оставшийся от бумаги пепел.

Черви к этому времени уже снова стали невидимыми, а Смертин открыл мутные глаза.

– Ты чего же? – бросил я ему, пытаясь унять нервную дрожь в пальцах. – Дверь мне открыл, а потом тебя кашель скрутил, да такой сильный, что ты аж сознание потерял.

– Да-а-а? – медленно протянул парень, наморщив лоб. – Раньше со мной такого не бывало. Извините, сударь. Помню, что открывал, а потом… потом, действительно, не помню. Благодарю, что не бросили меня на пороге, а на топчан затащили.