Он присмотрелся к бабке: и впрямь белая метка над головой. Сильно расстроиться не успел: по лестнице сбежал врач в очках с золотой оправой. Распахнул руки, будто друга старого встретил.

– Леонид Сергеевич! Дорогой мой! Уже вот-вот. Волнуетесь, голубчик?

Врач заключил Лёню в объятия, пухлые губы ткнулись в ухо.

– Сотку мне, сотку смене, – Шепнул он чуть слышно.

– Что, простите? – не понял Лёня.

Доктор отодвинулся, удивлённо глядя на него, как на экзотическую птичку колибри, случайно залетевшую в заснеженную Москву

– Леонид Сергеевич! Вы же хотите, чтобы роды прошли успешно? – спросил он, пытливо заглядывая будущему отцу в глаза.

– К-конечно, – ответил Лёня, заикаясь.

– Ну вот, – радостно улыбаясь хлопнул его по плечам доктор и снова приник губами к уху:

– Сто. Рублей. Мне. Сто. Смене.

– И не о чем будет беспокоиться! – добавил он громко. – Ну давайте, голубчик, поторопитесь, вот-вот уже. Времени очень мало.

Лёня проводил взглядом дефицитные югославские туфли, бегущие по лестнице вверх и поторопился к телефону-автомату.

– Транспортный отдел. Слушаю вас.

– Это Леонард опять, из шестой горбольницы. Тут объект есть, меточку подвесите?

– Я вам уже говорил: Евдокия – объект смежников.

– Да нет же! Тут ещё один.

– Что ж там за больница такая: объект на объекте? Ладно, диктуйте. Сейчас проверю.

– Доктор Момонкин.

– А, тут и проверять нечего. Сразу нет.

– Да почему же нет?! – возмутился Лёня. – Почему нет-то? Этот мерзавец с меня взятку вымогает. Две сотни рублей! Иначе, говорит, роды пройдут… Неуспешно.

– Извините, Леонард, ничем не могу помочь. Врачей из больниц ГорЗдрава исключили из квоты. В медучреждениях и так не хватает персонала. И сразу вам говорю, чтобы зря не тратили время: ни моё, ни ваше. На санитарок и медсестёр даже не засматривайтесь. По ним та же ситуация. Если там завхоза какого-нибудь на серьёзном грехе поймаете, или из бухгалтерии кого – звоните.

– Подождите, – Лёня задумчиво провёл когтем по корпусу автомата. С громким скрежетом свернулась спираль под сквозной бороздой. Он испуганно осмотрелся и пальцем запихнул её внутрь. – Тут это… – сказал он тихо, прильнув губами к микрофону. – Можно мне двести рублей из кассы взаимопомощи выделить? Жена рожает.

– Пишите заявление в профком. Вы в кочегарке работаете? В свой профком и пишите. Мы тут при чём?

– Вы меня совсем не слышите? У меня жена вот-вот родит! А этот… Гад! Деньги вымогает! Иначе, говорит, роды будут неуспешными!

– Послушайте, Леонард. Я тут специально в ваше личное дело посмотрел. Вы же у нас ракшас, кажется? Шерсть торчком, когти, зубы и всё такое? Да пуганите вы этого эскулапа-вымогателя, в чём проблема?

– Я… Есть проблема. Я не могу. Просто так – могу, а когда кто-то на меня ругается или издевается там, или ещё что-то, я расстраиваюсь и вот вообще не могу.

– Очень интересно, – сказал его собеседник без интереса. – Прямо уникальный случай.

– Да, – вздохнул Лёня и совсем поник, – детская психологическая травма.

– Ну хорошо. Войду в ваше положение, сам свяжусь с вашим председателем профкома. А вы – живо ноги в руки и бегите в кочегарку.

Лёня пулей вылетел из больницы. На стоянке стояло одинокое жёлтое такси. Он представил свою жену: маленькую, несчастную, одинокую, с огромным животом и равнодушный персонал вокруг. От его тщедушного тельца пошёл пар, затрещали, выгибаясь, кости. Ногти потемнели и превратились в бритвенно-острые когти. Два огромных клыка вылезли из десны и угрожающе загнулись в опасной близости от пылающих огнём глаз. Выставив рогатую голову, он бросился к машине. Сунул косматую башку в салон.