8. Глава 8

Покинув Гирсавию, Леф отправился в Луд, решив оставить совсем мелкие поселения на тот случай, если уж совсем ничего не найдется.

Луд, в отличие от торговой Гирсавии, считался городом развлечений. Сюда стекались те, кто жаждал прогулок по набережной, катаний на корабликах и любования закатами. Природа Луда тому более чем способствовала. Ее живописные скалы, омываемые водой, отчаянно зеленые луга с пасущимися козочками, а также широкие освещенные бульвары, тянущиеся до самой воды, были поистине прекрасны.

Пару дней Леф с блаженным видом прохаживался то там, то тут, присматриваясь, прислушиваясь, принюхиваясь. На третий день, так ничего и не обнаружив, собрался было прогуляться в деревушку на севере, но передумал. Точнее, его заставило передумать какое-то неизъяснимое и очень тревожное чувство. Не мешкая ни мгновенья, он тут переместился домой...

...И оказался в эпицентре огненного шторма. Мгновенно выставив щит, он все-равно почувствовал, как опалило кожу — боль вспыхнула и погасла, отключенная усилием воли. Дом пылал, в гостиной ревело пламя. Действие такой силы была способна произвести только демоническая магия. Ответным ударом Лефа стала стена воды, накрывшая безумный пожар. Тот, кто устроил ему «горячий прием» попытался сопротивляться, повысив температуру, отчего вода мгновенно превратилась в пар. Однако ледяное дыхание, которым демон окутал пространство, положило этому конец. Решив, что терять этому дому больше нечего, Леф переместился на крыльцо и обрушил крышу на голову невидимого врага. Грохот, дым, клубы пыли — и вот уже то, что еще недавно было прекрасным зданием, полным чудес, превратилось в руины.

Делать тут больше было нечего. Демон развернулся, чтобы уйти, и оцепенел от увиденного.

Все они находились здесь — Луневий, Тетрания, Дус — лежали на промерзлой земле, похожие на больших изломанных кукол, неподвижные, мертвые. Искаженные предсмертной агонией лица, окровавленные тела... А чуть в стороне, прекрасная, словно роза, покоилась Гертинья. Леф бросился к ней, запинаясь за обломки разрушенного дома, упал на колени, и только сейчас понял, что алое облако вокруг нее — это не платье и не плащ, а кровь, много крови. Ее собралось, казалось, целое озеро. Застывшее озеро ушедшей жизни. Как и остальные, Гертинья тоже была мертва.

Нечеловеческий вой исторгся из груди демона, взметнувшись к пепельному небу, раскалывая его, словно скорлупу ореха. И тут же, словно в насмешку, небеса разверзлись дождем, отчаянным, холодным, злым, смывая кровь, словно следы преступления.

— Нет! Не-е-ет! — Леф изо всей силы ударил кулаками по земле — твердь содрогнулась, фонтан грязевых брызг обдал его с ног до головы, падая черными безобразными пятнами на застывшее лицо возлюбленной.

И тут сквозь пелену дождя демон разглядел тех, кого не заметил прежде — тела, тела, тела... бесконечное множество застывших осколков прошлого, разложенных все с той же безумной аккуратностью — это кладбище мертвецов тянулось до самого горизонта.

Поскальзываясь на размокшей от дождя земле, грязный и совершенно опустошенный, Леф поднялся на ноги и побрел к ждущей его скорбной череде, всматриваясь в лица, вороша глубоко погребенную боль прошлого: мальчишка-египтянин, нищий старик из Трои, весталка, прекрасная жена фараона, жрец, циркачки — мать и дочь, тощий шарлатан-лекарь, воин-северянин с неизменным мечом... — все они когда-то были ему дороги.

Он шел и шел. Пока не увидел себя — тонкая изящная светловолосая фигура была копией его самого. Точнее, это он был ее копией. Юноша, что лежал перед ним, некогда был правителем одного из древних королевств. Фантастически красивый и бесконечно жестокий, он развлекался тем, что собственноручно лишал жизни своих молодых жен сразу же после первой брачной ночи. После нескольких лет полнейшего ада, творившегося в королевстве, безутешный родитель одной из красавиц подкупил стражу, пробрался в опочивальню и отрубил ему голову.