— Во сне? — произнес Зен иронически, но это была отнюдь не добрая ирония.

Я протянула руку к птенчику, давая пощипать себя – так кроха ласкается – и потерла висок. Голова болит не только от недосыпа и стресса, но еще и от холода. Неважно, что сейчас мы в тепле, важно то, сколько часов мы перед этим провели под ветрами.

— Хватит бухтеть. Садись с нами, поешь, — позвал Треден.

Едва я отошла, гуенок заверещал, и я оглянулась на него.

— Не подходи к нему на каждый писк-визг, — сказал Зен. — Испортишь.

Что ж, логично. Я размотала шарф, сняла шапку, бросила их к стене, затем расстегнула тулуп, почесала зудящую голову и подошла к огню. Мэнчи еще в первый день перехода нашли ветки, из которых можно соорудить треногу, чтобы греть пищу в небольшом котелке над огнем. Емкость уже сняли с этой ненадежной конструкции. Треден достал платок, в который завернуты сухарики, и отсыпал мне горсть, а Зен добавил в свою плошку варево из котелка и протянул мне.

Бульон на куске мяса с луком прекрасно зашел с сухариками. Мы не готовились к переходу, так что у нас нет большого запаса еды: немного мяса, часть из которого достается птенчику, сухари, сухой сбор для сбиты, немного масла, сало, лук.

Я пила жадно, обжигая рот.

— Не торопись, — проворчал Треден. — Все равно мы надолго застрянем в этой пещере.

— И хорошо: всем нужен отдых, — сказал Зен. — Отлежимся, согреемся, и как вьюга стихнет, продолжим путь.

— Да где ж он, путь? Не видать ничего в этой снежной круговерти…

— Поэтому мы и пережидаем ее здесь.

— Да все одно: что есть вьюга, что нет, дорога не та, что летом.

— Ты хорошо помнишь ее?

— Это ж, по сути, и не дорога. Нам и летом-то пришлось тяжко, а нынче я вовсе не разумею, как мы управимся. — Помолчав, Треден добавил: — Да и не управимся мы – замерзнем, пропадем. Нельзя по лесу в зиму шарахаться. Ежели останемся в этой пещере самую стужу переждать, то еще, может, и выживем, а так – нет.

— Мы дошли до гор, — проговорил задумчиво Зен. — Практически уже на месте. Осталось только пройти их.

— Я знаю только одну лазейку, через которую можно в Мэзаву пробраться, да и ту видел много лет назад, летом. Кто знает, может, тот путь давно завалило или о нем уже знают мерзавцы?

— Мерзавцы? — вклинилась я в разговор.

— Мэзавцы, — пояснил Треден.

— А почему они мерзавцы?

— Потому что мерзавцы, — отрезал бородач. — Все до одного. И все до одной…

— А имперцы все сплошь лапочки-зайчики? И вообще, откуда тебе знать, какие они, мэзавцы? Ты лично общался с ними? Пострадал от них? — рассердилась я.

— Я не пострадал, а вот Зен – да! — запальчиво ответил мэнчи.

Когда речь зашла о желтоглазом, он напрягся и, поглядев пронзительно на Тредена, лишил его желания рассказывать дальше. Но я все равно попыталась выведать подробности:

— Пострадал? Как?

— Мы не идем в Мэзаву, Ирина, — ответил за него Зен. — Мы идем через Мэзаву.

Мои брови приподнялись. Все это время я пребывала в уверенности, что мы как раз-таки собираемся в Мэзаву. Я хотела спросить, куда же это мы собираемся, если не в Мэзаву, но передумала. Они могут собираться куда угодно, а мне лучше оказаться в Мэзаве, где женщин боготворят. Когда выдастся удачный момент, я покину мэнчи, и не придется больше задаваться вопросами, друзья они мне или нет, и стоит ли им доверять.

Негромкий храп Тредена разносился по пещере и совсем не раздражал меня, ведь я не спала и не пыталась заснуть. Я вспоминала Кирила и его предостережение: «Матери опаснее отцов». И как это толковать? То, что женщины по сути своей более живучи и хитры, я и так знаю. Был ли Кирил в Мэзаве, или в империи принято плохо думать о стране женщин? Я перевернулась на другой бок.