— Прости, Наденька, — перебил он ее. — Но более я ничего рассказывать тебе не буду. Чувствую, что это будет опасно для тебя. Я не хочу, чтобы ты так же пострадала.

— Но отчего я должна пострадать? — удивилась она.

Тут в ее мыслях всплыло воспоминание о жутком сне, который она видела на днях. В нем какой-то мерзкий старик наклонялся над ней, когда она лежала на пологом камне, и протягивал руку, он был невероятно похож на колдуна. Эта страшная догадка привела девушку в волнение, и она поняла, что граф явно знал что-то такое, чего она не понимала, а ее кошмар, скорее всего, был тому подтверждением.

Быстро присев к ней, Чернышев склонился и взволнованно прошептал:

— Не могу точно сказать. Но мое внутреннее чутье твердит о том, что я должен уберечь тебя от некой опасности. Я не знаю, что это, но знаю, что это мой долг.

— Но я в безопасности в твоем доме.

— Надеюсь на это, душа моя. Ты очень дорога мне, и я не хочу, чтобы с тобой что-либо случилось.

Как она оказалась в его объятьях, Надя не поняла и опомнилась лишь тогда, когда его поцелуй стал требовательным и невозможно страстным. Его руки уже начали с силой разминать ее спину, и Надя ощутила, что, как бы ей ни были приятны его поцелуи, в ее сердечке сидит заноза, которая не дает отдаться поцелую с молодым человеком полностью. Осторожно отстранившись от графа, она посмотрела в его голубые добрые глаза и спросила:

— Я хотела спросить тебя кое о чем…

— Спрашивай, — улыбнулся он, притягивая вновь девушку к себе ближе и вновь пытаясь поймать ее губы.

— После смерти жены у тебя был кто-то? — выпалила она, отворачиваясь.

— Ты имеешь в виду женщину? — поинтересовался он, и она ощутила, как напряжено стало его тело.

— Да.

— Нет. После смерти Лидии я был очень расстроен, и никакая женщина не могла привлечь меня, пока четыре дня назад я не подобрал на дороге прелестницу, которая теперь находится в моих объятьях.

— Надеюсь, ты говоришь правду.

— Ты в чем-то подозреваешь меня, милая? — опешил он.

— Да нет, но… — она замялась, но спросить напрямую про записку боялась. Он мог обидеться, а она не хотела этого.

— Нет, ты думаешь обо мне нечто нехорошее, и потому задала этот вопрос.

— Это не так.

— Чувствую, что именно так. Но заверяю тебя, Наденька, за этот год у меня не было и не могло быть других женщин. Я любил жену и долгое время не мог забыть ее.

— Но жить год без женщины…

— Я понял, что ты имеешь в виду. Ты считаешь меня образчиком недалекого мужчины, который озабочен только желаниями своего организма?

— Нет, но я не могу до конца поверить в это, — как-то неуверенно сказала она.

И он тут же выпустил ее из своих объятий.

— Ясно. По-вашему, сударыня, все мужчины — самцы, которые постоянно нуждаются в удовлетворении своих низменных потребностей?

— Я так не говорила.

Видя, что ему неприятны ее подозрения, она осознала, что все же обидела его. Поэтому он перешел на холодное «вы». Она попыталась сама обнять его, но граф быстро поднялся со скамьи и, сверкая на нее глазами, недовольно выпалил:

— Но подумали! — Этот разговор явно действовал ему на нервы. И девушка не знала почему: оттого, что он действительно был чист перед ней и ее подозрения оскорбляли его, или оттого, что ему было что скрывать. — Скажу вам одно, душа моя. Мои мужские потребности возникают только после того, как я влюбляюсь в женщину, не ранее. И поверьте мне, что, пока мое сердце молчит, мои низменные желания тоже молчат. И не потому, что у меня их нет, как вы могли бы вообразить. Просто я не могу быть с женщиной просто так, без душевного влечения и сердечной привязанности. Может, я не такой, как все, но не могу быть другим.