Надя отчаянно завопила и, тут же проснувшись, села на кровати. У комода стояла Дуня, которая аккуратно и тихо раскладывала ее белье в верхнем ящике комода. Надя уставилась осоловелым взором на горничную, которая испуганно смотрела на нее, и поняла, что это был всего лишь кошмар.

— Вам приснилось что-то плохое, барышня? — спросила участливо Дуня, оставив белье и быстро подойдя к кровати.

— Да... — кивнула та и упала обратно на подушку, прикрыв глаза и благодаря ангела-хранителя за то, что это всего лишь дурной сон.

— Ох, ну и напугали вы меня, Надежда Дмитриевна! — склонилась над ней Дуня.

Открыв глаза, Надя посмотрела в приветливое лицо горничной и вздохнула.

— Сколько времени?

— Почти семь доходит, — ответила Дуня.

— Ты так рано пришла?

— Марья Степановна всех девок работных еще засветло поднимает. Ведь служба у нас шестнадцать часов. Спасибо вам, барышня, вы меня вчера сразу после ужина отпустили, хоть выспалась я всласть.

— А выходные у вас бывают? — уточнила Надя, вновь садясь на постели и зевая.

— Выходные? Нет, что вы! Нам бы хоть час лишний свободный подарили, мы и тому рады. Я вот у вас уже с шести часов прибираю в комнате, старалась не шуметь, а все равно разбудила.

— Да нет, Дуняша, что ты. Если бы не кошмар, я бы не проснулась. Ты тут ни при чем.

Встав с кровати, Надя медленно приблизилась к трюмо и, осматривая свое заспанное лицо в зеркале, поинтересовалась:

— Скажи, Дуня, а в правом крыле кто-то все же живет?

— Нет, барышня, — ответила горничная, которая в этот момент начала заправлять постель.

— Точно?

— Да.

— А какие там комнаты?

— В основном спальни, две гостиные и галерея.

— И туда никто не ходит? — спросила Надя.

— Да, в то крыло редко ходят. Девки-служанки убирают там только раз в неделю, по четвергам.

— Дуня, а знаешь, я вчера ночью видела там свет, когда стояла на балкончике.

— Не может того быть.

— Точно тебе говорю! Около полуночи.

— Вам, наверное, показалось, барышня. Те комнаты открывают, когда большой прием какой устраивают графы. А так там все заперто на ключ, а ключи только у Марьи Степановны.

— И это очень, очень странно, Дуня.

— Почему?

— Потому что свет мне не привиделся, и там действительно кто-то ходил по этим комнатам, и ночью.

— Я бы на вашем месте, барышня, не думала об этих странностях. Как бы у вас помутнения рассудка не случилось, как у покойной графини.

— Ты что-то знаешь?

— Нет. Но покойная Лидия Ивановна перед своим исчезновением тоже о разных небылицах говорила, о каком-то старике, и вообще, о том, что не любит ее здесь никто.

От слов горничной Надя напряглась и быстро вымолила:

— Давай больше не будем говорить об этом, а то я что-то нервничать начала.

— Как прикажете, барышня.

— А знаешь, милая, скажи мне, ты случайно не знаешь какую-нибудь здешнюю ведьму или знахаря?

— Ведьму? — опешила горничная.

— Ну да, кого-то, кто умеет всякие чудеса делать? Например, гадать искусно или ворожить?

— Нет, не знаю. Правда, слышала про одну полоумную вдову, она на окраине живет, слышала, что ее от церкви отлучили за то, что она с потусторонними силами знается.

— Правда?

— Сама-то я к ней не ходила, но девки дворовые сказывали, что она якобы умерших видит и говорит с ними.

— А ты могла бы узнать о ней поподробнее. Где она точно живет? И можно ли к ней прийти?

— Как прикажете, барышня. Вы про умерших узнать хотите?

— Ну да, и не только, — кивнула Надя, мрачнея.

Она думала о том, что хоть с чего-то надо начинать свое возвращение домой. Хотя бы с этой вдовы, может, она что-то знает про перемещение во времени или, по крайней мере, скажет, кто может об этом знать. Хотя девушке и нравилось здесь, она понимала, что не должна находиться в этом времени. Ведь в любой миг она могла нарушить шаткий баланс и повернуть исторические события в другое русло, разум твердил, что ее долг — попытаться немедленно вернуться домой, а не нежиться от счастья в доме графа.