— Конечно, не подтвердились! — не унимался Бакунин. — Он купил судей, оттого мои показания не помогли свершиться правосудию!
— Вот те на, — опешил Сергей и на гневный окрик Аркадия спокойно ответил: — Это что, твои новые выдумки, Аркадий Иванович? Какие подкупы? Зачем это мне?
— Знаешь зачем!
— Ну, полно прекратите, — возмутилась старушка. — Что ж вы перед нашей гостей свои недовольства выказываете друг другу, что она подумает о нас?
— Извините, Надежда Дмитриевна, — обратился Бакунин к девушке. — Но в этом доме творятся такие вещи, что жить тут опасно.
— Так не живи, — отрезал Чернышев. — Твоя же сестра просила позаботиться о тебе. И я ни разу не попрекнул тебя ничем.
— Моя сестрица была ангелом во плоти! И мухи не обидела. А умерла как черт знает что! Даже не похоронена нигде!
— Я не держу тебя в своем доме, Аркадий, — тут же парировал Сергей. — Не по нраву — уходи.
— Мне некуда идти, и ты о том прекрасно знаешь, Сергей Михайлович! — вскричал Бакунин, переходя на фальцет. — Вы же, милостивый государь, прикарманили все мои деньги после смерти Лидочки!
— Таково было ее завещание, — пожал плечами граф. — Хотя я думаю, что, если ты озвучишь мне сумму, я выдам ее, и ты сможешь уехать из моего дома. Раз мы так противны тебе.
— Это и дом Никиты Михайловича. И он мой друг! И я живу здесь и по его милости тоже!
Увидев удивленный взор девушки, Велина Александровна вымученно улыбнулась и объяснила:
— Это родной братец Сереженьки. Никита тоже мой внук. Он нынче в отъезде, в столице, но скоро обещался быть.
— Так ты готов назвать сумму, Аркадий? — поинтересовался строго граф, и Надя впервые увидела жесткость в его взоре. — Мне, право, надоели твои постоянные претензии.
— Ладно, так уж и быть! — ответил Бакунин. — Я подумаю и озвучу. Но не думай, Сергей Михайлович, что это будет маленькая сумма! Посмотрим, какой ты щедрый, такой, как все говорят, или нет?
— Считай, я подожду. А теперь будь добр перестань перед нашей гостьей высказывать свои недовольства. На ней и так уже лица нет.
— Конечно, Надежда Дмитриевна, правда порой бывает неприятной, — бросил колко Бакунин.
— Довольно, Аркадий! — уже вспылил Сергей, бросив вилку на стол. — Если тебе угодно, мы немедля пройдем в мой кабинет и там все обсудим.
— Нет уж, уволь. Я голоден и не хочу ничего обсуждать.
— Тогда довольно гадких слов и будь любезен ешь! — насупился Сергей, думая о том, что девушка наверняка после слов этого повесы думает о нем бог весть что. И это действовало ему на нервы.
Далее ужин проходил уже более спокойно. И в основном говорили о недавних беспорядках в губернии. Вот уже какой год антиалкогольные бунты сотрясали не только соседние, но и дальние губернии империи. Крестьяне поголовно отказывались пить вино и водку, а в некоторых городах даже громили трактиры, питейные заведения и требовали запретить продажу водки, на которой наживаются откупщики. Поначалу власти надеялись быстро утихомирить народ, но у них ничего не вышло, и в некоторых городах бунты достигли такого размаха, что, например, в Вольске бунтовщики даже побили полицейский отряд, посланный на их усмирение, и разгроми тюрьму, выпустив на волю заключенных.
Даже Марья Степановна, которая до этого молчала, кисло высказалась:
— И не пойму, чего этим крестьянам надо? Не верю, что они трезвыми решили ходить!
— Они и ходили трезвыми. Только по праздникам и выпивали немного, — ответил Сергей.
— Согласен, — кивнул Аркадий. — Вы, Марья Степановна, очень мало общаетесь с простыми людьми. А я, знаете ли, постоянно по деревням таскаюсь, нужно же лошадей продавать. Так беспробудных пьяниц единицы.