- Похоже, он может. - Дева указала на Илая. - Немного.

- «Немного»?

- Недостаточно для того, чтобы ко мне вернулись силы, но достаточно для того, чтобы высвободить их на секунду. Те солдаты в доме Утешения погибли от моей техники, но по воле Старца. Он что-то сделал со мной...

Илай приготовился услышать очередной поток обвинений, но Дитя его удивило.

- Но поставил печать не он?

- Вряд ли.

- Значит, это сделал Датэ? Если к тебе прикоснулся Калека так… это должно было убить тебя.

- И убило. Вряд ли я очнулась бы, если бы кто-то не снимал печать время от времени. Возможно, это создало в ней брешь, за десять лет такую крошечную, позволяющую мне всего лишь прийти в сознание?..

Илай закрыл рот, потому что сам не смог бы объяснить лучше, хотя, чёрт возьми, он был тут единственным мастером печатей.

- Теперь ты его защищаешь, - заметило Дитя.

- Я слишком долго служила ему, пришла его очередь послужить мне, - вынесла приговор Дева, поднимаясь и накидывая на себя платье. Даже мятое и не застёгнутое должным образом оно смотрелось на ней идеально. - Пусть его накормят и выделят комнату. В храме он жить не будет.

Будто теперь он стал её домашним питомцем.

Справедливо.

Следя за тем, как она уходит, Илай понял, что всю заботу, которую он ставил себе в заслугу, только что обнулила рана, которую он игнорировал. Там, внутри, под этой без единого изъяна кожей пульсировало вместе с её сердцем чистое зло. И пусть она этого не помнила, сувенир, который Датэ ей оставил, ощущался ничуть не менее мучительно, чем насилие само по себе.

- Если то, что она сказала - правда, на данный момент ты - сильнейший из Старцев, - произнёс император вопреки его мыслям и цепям, которые он не торопился снимать. – Сколько тебе было, когда ты овладел мастерством?

- Пятнадцать.

- Чем раньше вы начинаете применять техники, тем раньше умираете… Ты не должен был дожить и до тридцати.

- Бессмертному Дитя такое трудно представить?

- Твоё бессмертие меня больше удивляет.

- Моё «бессмертие» не от меня зависит, - бросил Илай, но Дитя его снова удивило:

- Моё тоже. Или ты думаешь, что, проиграй я эту войну, и я выживу?

- Я слышал, Датэ не трогает детей. Даже таких как ты.

- Меня убьют мои собственные подданные. – Его тон никак не вязался с детским голосом. – Разувериться в Дитя намного проще, чем в обычном правителе. Я должен быть непогрешим, но, когда дело касается войны, это невозможно.

- Ты привык к власти, тебе не раз приходилось принимать трудные решения и выносить приговоры.

- Такие – никогда. – Император указал на двери, за которыми исчезла его гостья. – Дева – сильнейший козырь в этой войне, но сейчас она беспомощнее самой обычной женщины. Если мои министры узнают об этом, они откупятся ею от Датэ, и ни я, ни ты не сможем им помешать. Я не хочу, чтобы она узнала, что мои люди – ничуть не лучше огнепоклонников с Севера. Нам нужно снять эту печать.

И просить его об этом совсем не обязательно. Как будто у него не было других причин желать избавить женщину от клейма.

- Ты когда-нибудь воскрешал мёртвых? – спросил Илай, получая ожидаемый ответ:

- Даже для Дитя это невозможно.

- Так же как для Старца - снять чужую печать.

Перешагнув границы возможного, установленные их кланами, они всё равно никогда не смогли бы нарушить непреложные законы этого мира. Воскрешать мёртвых не мог даже император среди Детей. Снимать чужие печати не мог даже долгожитель среди Старцев.

6. ГЛАВА 6

Внешний мир не зря называли мужским. Ни быт, ни порядки, ни куча других особенностей, которые были в новинку мне, не удивляли меня так, как засилье мужчинами. Их было так невероятно много, и они все друг от друга отличались: разное телосложение, разная одежда, разные ранги, но ни один из них не был похож на Старца.