- Здесь так жарко, - оправдалась я.

- Да уж, это точно, чёрт возьми.

- Но ведь ты с юга, - «догадалась» я, хотя речь явно шла не о температуре. – Для того, кто жил в пустыне, подобное - пустяк.

- И всё же… может, ты и меня тоже разденешь? Раз уж мы в храме, - предложил он хриплым шёпотом, и я улыбнулась.

- А хочешь, я тебя ещё и освобожу по такому поводу?

- Нет. Теперь нет.

- Тогда как насчёт того, чтобы просидеть здесь скованным и с завязанными глазами десять лет? Когда Дитя будет судить тебя, я скажу своё слово, и даже оно согласится, что при всём своём опыте не смогло бы придумать более подходящее наказание для такого вора и отступника.

Он облизал разбитую губу и сверкнул улыбкой.

- Забавно, что меня будет судить такой же вор и отступник.

Я недовольно нахмурилась.

- Может, тебе ещё и рот завязать?

- Он украл мои заслуги, - сказал Старец. - Это я спас тебя, но все чествуют его, как героя, просто потому что он рассказал всем то, что нужно держать в тайне. Потому что в этом весь смысл твоей защиты. Прятать тебя и убивать всех, кто о тебе узнавал. Он предложил тебе иной, более привлекательный вариант безопасности? Слава, вседозволенность, жизнь во дворце… Этим он заслужил твоё доверие? Я до последнего не хотел верить в то, что в глубине души ты такая же женщина, как и все остальные.

- Ну тебе же позволено быть таким же мужчиной, как и все остальные, - ответила я, подаваясь вперёд. – Даже сейчас, разве ты думаешь о чём-то кроме удовлетворения своей жадной сути? И думал ли ты о чём-то кроме, когда впервые меня увидел? Тобой двигало именно благородство? Скажи, что это было, Старик? Спасение или всё же похищение?

Он дёрнулся просто от того, что почувствовал моё дыхание на коже. Как будто в этом храме сила не просто возвращалась ко мне – возрастала. Хотя, конечно, ничего подобного.

- Спасение, если сравнивать с тем, что сделал с вами Датэ, - ответил он.

- Но похищение, если сравнивать с тем, как обычно с женщинами вёл себя ты? – закончила я. – Ты не должен нами прельщаться.

- Ты тоже.

- Я? Причём тут...

- Я тут только о тебе и слышу. Горничные, придворные дамы, стражницы - все говорят о твоих "талантах"… Ты так быстро успела прославиться. Вот только не тем, чем обычно славятся Девы, а тем, чем заниматься вообще не должны! – выдал он с необъяснимой злостью. – Какого чёрта ты тут всех ублажаешь направо и налево?

- Что? Убла…

- Теперь здесь каждая потасканная девка думает о том, каково это – кончить от одного прикосновения!

- "Кончить"?

- Молчи, - выдохнул он, и я поняла:

- Да ты больше остальных об этом думаешь.

- Боги…

- Какой ты религиозный.

- Ты даже не представляешь.

Он сказал это так серьёзно, что я невольно обратила взгляд к статуям. Калека с завязанными глазами. Дева со слезой, которую не собиралась стирать. Дитя с фруктом в руке - аллегорией на тот самый плод, из которого родилась Дева. Старец, а может, старуха – тощий, морщинистый человек с каллиграфической кистью.

- Ты сейчас больше похож на Калеку, чем на Старца, - заметила я.

- Да, а ещё я его теперь отлично понимаю.

Речь шла о легенде, очевидно.

Когда слепой Калека услышал пение Девы, он помешался на мысли её увидеть. Но «увидеть» он её мог только своими руками, а так как ему запрещено было прикасаться к женщинам, он обратился к Старцу и Дитя с невинной просьбой. Он попросил их создать особую печать, которая бы заменила его бесполезные глаза. Он не смел надеяться на исцеление, потому что слепота была основой его сущности, но сила Старца могла бы подавить её, а сила Дитя позволила бы ему прозреть.