– Тебя это не касается! – рявкнул Орфей, когда Сланец спросил о них. – Спрячьте их там, где эти люди спят. Чтобы деревяшки пробыли вблизи них по крайней мере несколько часов. Через три дня снова их соберите. Но не раньше.

В списке, который Орфей им выдал вместе с деревяшками, значились одиннадцать имен. Они разделили их между собой, но Ринальди, конечно, взял только три из одиннадцати, с тем обоснованием, что Черный Принц и молодой Огненный Чертенок представляли собой более опасную задачу, чем Книгоедка или Чернильный Шелкопряд. Смешно. Разве не пришлось Сланцу подкладывать деревяшки и Перепелу, и его дочери? И Сажеруку! Но Ринальди лишь мерзко улыбался, подсовывая ему оставшиеся восемь деревяшек и воркуя:

– Давай-давай, Железяка, ты гораздо меньше бросаешься в глаза, чем я!

Железяка. Обломок. Блестянка… У Бальдассара Ринальди было много прозвищ для Сланца, и ни одно из них стеклянному человечку не нравилось. Но и у Сланца тоже было заготовлено несколько нелестных кличек для Ринальди: Жабоквак, Жироглот, Уходав… Каждый день он придумывал новую, но, конечно, не решался произнести вслух. До чего злющий был этот Ринальди! Будь проклят тот день, когда Орфей приблизил его к себе! К счастью, хозяин предупредил Ринальди, что его стеклянный человечек должен оставаться цел и невредим, иначе кого-то, пожалуй, продадут хозяевам бойцовых собак на корм.

Они остановились на самом захудалом постоялом дворе Омбры. Каморки тут провоняли плесенью и мышами, а через выбитые окна проникала едкая вонь от чанов расположенной неподалеку дубильни. Бóльшую часть денег, которые им выдавал Орфей, Ринальди предпочитал пропивать в городских тавернах. Он где-то украл для них медвежью шкуру, на которой и храпел, когда Сланец вернулся с последней деревяшкой.

Ринальди был рослый, крепкий мужик, обрюзгшее лицо которого еще хранило следы былой привлекательности. Пряди волос, свисавшие у него с затылка, были слишком черны (он красил их соком бузины с вином), зато губы часто были красными от дешевого вина, которым он оглушал себя весьма охотно. Бальдассар Ринальди похвалялся тем, что с пяти лет был уже отменным вором, а с одиннадцати – весьма успешным убийцей. Он уверял, что больше сотни мужчин и женщин спровадил на тот свет (место, по мнению Бальдассара, подобное огромному трактиру, поэтому он своим жертвам, можно сказать, оказал большую любезность), и часами мог распространяться о том, какое трудное это ремесло – убийство. Кроме того, он любил драться и распевать крайне сентиментальные куплеты под аккомпанемент до того неблагозвучной игры на лютне, что стеклянный человечек тайком затыкал себе уши клочками шерсти.

Сланец посмотрел на деревяшку, за которую чуть не поплатился, и повернул ее так, чтобы не видеть лица. Даже по его стеклянной коже пробегал мороз от одного ее вида. Ринальди хранил мешочек с остальными в футляре от лютни, но когда вчера Сланец хотел их пересчитать, Ринальди его отогнал:

– Что? Не суйся сюда, Обломок, – прикрикнул он.

А вдруг там не хватает пары деревяшек? Свои-то Сланец точно пристроил и потом вернул назад, а насчет Ринальди такой уверенности у стеклянного человечка не было. А ведь Орфей обрушит свой гнев на них обоих, если его указания не будут исполнены! Сланец покосился на футляр от лютни, который стоял рядом с Ринальди. Если он проснется и застукает его, можно будет отговориться необходимостью положить туда последнюю фигурку.

Да, так он и сделает. Вот только Сланец за весь день не съел ничего существенного, потому был слаб, а все деньги, которые выдал им Орфей, Ринальди держал при себе, в мешочке на поясе… Орфею бы не понравилось, что Ринальди тратит их в основном на свои увлечения, а его преданный стеклянный человечек вынужден довольствоваться хлебом, черствым сыром и кислым вином. Определенно, он бы этого не одобрил.