— И как моё потенциальное замужество связано с этой твоей неразрешимой проблемой? — начинаю с малого.

Прежде чем заговорить, отец вспоминает о коньяке. Отпивает из горлышка и опять морщится.

— Ты можешь выбрать любого из них. Я всё организую в самые кратчайшие сроки. — Он делает вид, будто не слышит предыдущее, сказанное мной, тоскливо уставившись на оставленные мной фотографии. — Хорошенько обдумай. Но не затягивай. Я даю тебе время. До утра. Если захочешь узнать о ком-то из них подробнее, на обороте каждого фото есть полное имя и дата рождения — в сети про них полно всего, а если этого мало, только скажи, и я найду для тебя всё, что заинтересует.

Снова обречённо вздыхаю. И задумываюсь о том, чтоб коньяк у него отобрать. Мне бы сейчас тоже пригодилась парочка глоточков.

— То есть рассказывать ты мне не собираешься, — выношу самое главное из всего происходящего.

Отец тоже вздыхает, упрямо поджимает губы и поднимается на ноги. Его телефон звонит, и он сосредотачивается на информации, которая светится на экране. Честно говоря, решаю, что на этом наш разговор окончен, и остальное из него каким-то образом выпытывать при другом удобном случае придётся. Но нет. Звук входящего он отключает. Встает ко мной вплотную и приобнимает за плечи, уткнувшись носом мне в макушку. Некоторое время просто молчит. Проходит не меньше минуты, прежде чем я слышу тихое и отрешённое:

— Знаешь, ты очень похожа на свою мать. Её давно нет, но, когда я смотрю на тебя, вижу её в твоих глазах, ангел мой. — Сжимает мои плечи крепче. — Она была удивительной женщиной. Очень доброй и одновременно с тем храброй и сострадательной. У неё было большое чистое сердце. Не такое, как у меня. В своей жизни я делал разные вещи. Всё, что я имею, не добродетелью нажито. Не всем из того, что делал в своей жизни, я могу действительно гордиться. Но твоя мать была совсем как ты. Вы слишком похожи. — Делает паузу, а объятия приобретают болезненный оттенок. — Твоя мать была хрупкой, слишком хрупкой. Такие хрупкие создания не выживают в этом мире, если их не беречь. Видимо, я недостаточно хорошо справился, раз её больше нет с нами. Этот мир слишком жесток. Для таких, как вы.

На мои глаза наворачиваются слёзы. И уже я сама цепляюсь за плечи родителя, хватаясь, как утопающий за спасательный круг. Он редко вспоминает эту часть нашего общего прошлого. Я сама почти не помню ту, что дала мне жизнь. Услышать что-либо про неё — очень ценно, всегда задевает за живое. Тем сложнее взять себя в руки и слушать дальше.

— Моя обязанность — заботиться о том, чтобы ты была в порядке. Я должен быть уверен, что ты будешь в порядке, понимаешь, Эва? — Перехватывает за плечи иначе, отстраняется и слегка встряхивает меня. — Даже после того как я сам уже не смогу заботиться о тебе, — добавляет негромко. — Особенно в этом случае, — выделяет. — Ты не должна остаться одна. Никогда. Именно поэтому, пожалуйста, сделай, как я прошу. После того как выйдешь замуж, в твоей жизни будет тот, кто сможет позаботиться о тебе. Ты не обязана любить его или боготворить, это будет взаимовыгодный брак. Просто живи дальше, ангел мой…

Мои слёзы не высыхают. Я цепляюсь за мужские плечи до судорог в пальцах. Хотя, честно, стараюсь не рыдать, как маленькая девчонка, и быть взаимной его откровению.

— Всё обстоит настолько плохо? — произношу, горько улыбаясь. — Ты поэтому хочешь снова отправить меня за границу, да? — Переосмысливаю заново увиденный мной ранее своеобразный список кандидатов. — Чтобы уберечь. Чтобы меня не было рядом с тобой. На случай, если ты не справишься с тем, что происходит.