У борта взметнулся высоченный всплеск – на японском крейсере снова пустили в ход носовую башню с 203-миллиметровыми орудиями. Добротворский поморщился – получить такой снаряд очень не хотелось. Но «Ивате» не отставал, подсвечивая беглеца время от времени лучами прожектора. Это было скверно, ведь «Олег» набрал максимальный ход, больше выдать его изношенные за долгий поход машины просто не могли. Да и обросшее за плавание днище снижало скорость на узел, а то и больше. Так что выданные двадцать узлов были максимумом, которые сейчас набрал русский крейсер, хотя на испытаниях показал скорость почти на два узла больше.

– Если получим снаряд в борт под ватерлинию, то нас догонят, а без пластыря наберем воды, – фыркнул Добротворский, по привычке охаял свой корабль. – Кто мог придумать такую нелепость?! Это как человек, на которого надета шапка, на ногах сапоги, в трусах все спрятано, руки в перчатках, а тело голое?! Лень было броневой пояс поставить, как на том же «Баяне», пожадничали на тысячу тонн водоизмещение увеличить?! Вот и получили это убожество, а не полноценный броненосный крейсер!

Ругал он так свой, в общем-то, неплохой корабль, все плавание почем свет – все его раздражало. И частые поломки в машине, ведь корабль достраивали наспех, и на нем была масса недоделок. И постоянные погрузки угля – ведь кораблестроители должны были чем-то поступиться, раз выбрали приоритетом броневую защиту и скорость, то в жертву принесли дальность плавания.

Если на «Варяге» пушки не имели даже щитов, то на «Аскольде» их уже прикрыли, а это сразу же сказалось на дальности плавания. Детище американской верфи Крампа могло проплыть пять тысяч миль, а пятитрубный красавец, что сейчас интернировался в Шанхае, – чуть более трех с половиной тысяч миль. А вот «Олег» мог пройти едва две тысячи на экономическом ходу, а если выдавал полную скорость, то едва девятьсот миль.

Но так и предназначался этот быстроходный корабль не для длительного крейсерства в океане, а для реального эскадренного боя, а именно такие корабли были построены для японцев на европейских и американских верфях…

– Есть, попали! Прямо под скулу!

Действительно, чуть ли не на форштевне «Ивате» произошла короткая вспышка, и стоявшие на мостике русские моряки ее заметили. А на короткой дистанции 152-миллиметровые снаряды могли пробить не только трехдюймовую защиту носовой оконечности, но и более толстую бортовую броню «самурая».

– «Ивате» замедляет ход!

Доклад сигнальщика несказанно обрадовал Добротворского – продолжать бегство он не желал, хорошо понимая, что угольные ямы не бездонны, и они изрядно опустошены, почти на треть, хорошо, что приняли с изрядным запасом. Хотя он ругал за это вице-адмирала Рожественского на все лады, не стесняясь в выражениях, но такой у него был едкий характер вечного хулителя флотских порядков, которые считал косными и вредными.

– Ого, это что за иллюминация?! Неужто «Аврора» не убежала, а пришла добивать торпедированного «подранка»?!

Далеко позади небо располосовали лучи прожекторов, которые судорожно и хаотично двигались. Догадка могла оказаться верной, так как Леонид Федорович увидел, что «Ивате» прекратил погоню, начав поворот на обратный курс, явно получив радиограмму с призывом о помощи.

– Поворачиваем на обратный курс! Только снизить скорость, чтобы искры из труб не вылетали!

Отдав приказ, Добротворский задумался – возвращаться и снова принимать бой ему очень не хотелось. Но другого варианта просто не оставалось – за то, что он бросил «Аврору», выполнявшую до конца приказ командующего, отрешением от должности тут не обойдется.