– Есть, ваше превосходительство!
Фитингоф отвечал совершенно спокойно – старый моряк был уверен и в себе, и в собственной команде. А Дмитрий Густавович решил спуститься вниз, чтобы не мешать командиру своим присутствием, к тому же прекрасно понимая, что его уход с мостика будет воспринят за полное доверие начальника к подчиненному, а такое, знаете ли, немало окрыляет. К тому же он долго не курил, не принимал «обезболивающего» и сейчас едва сдерживал стоны, приложив ладонь к животу.
– Сами тут без меня как-то… Я внизу… Постарайтесь только побыстрее – каждая минута на счету…
И отмахнувшись от ответа, стал спускаться вниз по трапу, поддерживаемый двумя здоровыми лбами. Эти матросы фактически и донесли его до каюты, идти он уже не мог, настолько ослабел и уже постанывал, не в силах сдерживать нахлынувшую боль. Не помнил, как и оказался в каюте, где его положили на пробковую койку.
– Федор, ты «микстуру» мне дай, мочи нет терпеть, в брюхе огонь горит, – простонал Дмитрий Густавович, затравленно глядя на железную полку, где стояли склянки. Федор тут же взял заветный флакончик и, поняв по голосу адмирала, что тому требуется как минимум двойная доза, щедро плеснул в кружку коньяка.
Фелькерзам оприходовал жестянку в два глотка, но не остановился, выразительно постучал пальцем по кружке, не до бокалов как-то в такой ситуации, в походе, а не на балу. Квартирмейстер моментально наполнил емкость, окончательно опростав флакон, вытряхнув из него содержимое до капли. И эта порция последовала за первой, правда потребовалось уже три глотка. И где-то через минутку, которую Дмитрий Густавович стоически перетерпел, наступило несказанное облегчение – боль отхлынула, будто оглушенная коньяком, а на лбу даже выступила испарина. Состояние стало блаженным – тело от чудовищной усталости превратилось чуть ли не в кисель, который пожелал расплыться по койке.
Однако неимоверным усилием воли Фелькерзам отогнал сон, взял папиросу и прикурил ее от спички. Пыхнул дымком, затянулся еще раз и так, что перед глазами все поплыло. Хрипло произнес:
– Федор, а ведь японцы нас не разгромили – не будет теперь позора Цусимы, никак не будет…
– Да какой позор, ваше превосходительство?! Это мы их вчера победили, и утопленников у японцев больше, чем у нас будет.
– Эх, Федя, знал бы ты, что случилось бы, если Рожественский повел в бой эскадру, а не я, – пробормотал адмирал и осекся, понимая, что та реальность, о которой он знал, не состоялась.
– А ничего хорошего бы и не было, их превосходительство всех бы разом и загубили по своей бестолковости и гордыне, вы уж меня простите за эти слова, – квартирмейстер говорил рассудительно, они так иной раз между собой и беседовали, откровенно и честно.
– Матросы меж собою так и говорят, что вы их в пустую растрату не дали, и токмо на ваше превосходительство надежды имеют. Вы бы поели хоть немного, Дмитрий Густавович, третий день на одном коньяке живете, да на чашке бульона. Ведь месяц прошел, как отощали страшно.
– А что у тебя заготовлено?!
Фелькерзам спросил без интереса, есть ему совершенно не хотелось. Но вестовой обрадовался от вопроса и быстро ответил:
– Консервы разогреты давно, хлебушек вчерашний остался, чай горячий ждет. Я мигом, Дмитрий Густавович, одна нога здесь, другая там.
– Сходи, если усну, не буди, сон дороже будет, – еле произнес Фелькерзам и, стоило двери закрыться, неожиданно для себя рухнул в пучину сна, больше похожего на беспамятство…
Глава 3
– Вляпались…
Командир «Олега» капитан 1-го ранга Добротворский глухо выругался, пристально глядя на «Ивате», что продолжал настойчиво гнаться за его кораблем, поразив уже двумя шестидюймовыми снарядами. И это еще хорошо, как ни странно… Было бы намного хуже получить 203-миллиметровые фугасы, что чуть ли не втрое тяжелее по весу. Если таким снарядом попадут в корму, повредят руль или винты, или обеспечат подводную пробоину, вот тогда будет полная хана. Замедливший свой бег русский крейсер будет обречен на безжалостное добивание. Потому что «Ивате» как раз тот противник, с которым даже его кораблю не следует встречаться в бою один на один.