Он работал на этом спектакле два или три года. Пробирался в угол, сдувал пыль, садился за инструмент и ждал, когда начнется фонограмма. Он играл беззвучные мелодии, которые роились у него в голове, пока однажды во время спектакля в подложу не зашел осветитель. Он проверял сети или менял лампы, не знаю – и наткнулся на Сверчка, который торжественно сидел за инструментом. Осветитель был пьян и сильно испугался, а Сверчок только замахал руками.

«Да мы уже год не зажигаем», – пятился несчастный парень.

Сверчок отыграл сцену, как обычно, а потом поднялся в репертуарную часть, где ему сказали, что роль тапера действительно сокращена и что его просто забыли предупредить об этом. И тогда он ушел из театра, а потом и вообще пропал из виду. Не звонил, не приходил в гости – съехал с квартиры, в которой к телефону стали подходить чужие люди. Исчез, растворился в московском воздухе. А спустя пару лет позвонил и пригласил в гости.

Теперь он жил в большом доме на углу Клементовского переулка, в Замоскворечье. Мы вошли в подъезд огромного старого дома. Человек, ждавший у лифта, узнал ее – и она, вспомнив про свою клаустрофобию, потащила меня пешком. На последнем этаже мы снова встретились, тип трезвонил к соседям. Двери, его и наша, открылись одновременно, и я с удивлением заметил, что человека встречает абсолютно голая, на каблуках, девушка. А мы вошли в дверь напротив.

Квартира представляла собой огромную комнату со скругленной стеной и окнами-иллюминаторами. На полу валялись циновки, светильник тихо мерцал в углу, пахло благовониями или марихуаной, тренькала музыка. Хозяин сидел в углу, и мы не сразу заметили его. Даже в полумраке было видно, насколько он изменился. Подвижное, гуттаперчевое лицо его как будто превратилось в маску и стало невозмутимым, каким-то глиняным, и когда жена его поцеловала, я даже испугался, что нос или ухо отколется. Говорил он мало, странно растягивая звуки. Через паузы рассказал, что у него магазин, он продает мебель из Таиланда, в основном плетеные кресла и ширмы. Что клиенты из дизайнеров берут под оформление квартир и что дело давно налажено, поэтому в Таиланде он чаще на отдыхе, а не по делам.

«Живу на острове. Курю, трахаю местных девок».

Он разлил чай.

«Не скучно?» – Это спросил я.

«Пишу о внутренних мирах человека, – ответил он. – Что-то вроде путеводителя, правил эксплуатации. Книгу».

После чая он включил музыку, и я с удивлением узнал старую вещь. Это была Carpet crawlers. Последний раз я слушал эту вещь в школе, когда-то она была моей любимой группой. «Идешь по саду, раздвигая мокрые ветки» – так я рисовал эту музыку в воображении. И вот благодаря Сверчку эти ветки снова стояли перед глазами.

О театре не говорили – человека, который сидел перед нами, с театром ничего не связывало. Мы пришли за другим. На тот момент мы уже купили билеты в Таиланд, ей хотелось открыть карты и посоветоваться.

«И вы туда же», – в ответ он только усмехнулся. С тем же отрешенным видом рассказал, как добраться до острова, как найти хозяйку бунгало, какой взять мотороллер, что есть и пить, где брать курево. Говорил монотонно, глядя в угол, как будто там сидит его настоящий слушатель или тот, кто ему диктует. Потом мы засобирались. Сверчок не задерживал, наоборот, охотно помахал нам, но провожать не вышел.

После душной квартиры дышалось легко, и мы медленно побрели вдоль улицы. Повернувшись, она вдруг спросила с отчаянием:

«Скажи, ведь ты – это ты?»

Мы остановились на трамвайных путях.

«Ведь это ты ждал меня за кулисами? В кафе? Записки, цветы, портреты ты дарил, правда?»