Номи умоляюще посмотрела на Аарона. Он не понял, чего она хочет, но на всякий случай неопределенно мотнул головой:
— Мы к себе.
— Моя жена одеяла новые постелила.
— Благослови тебя Бог, вождь. Ты знаешь: кто оказал милость слуге Всевышнего, тот сам помилован будет.
И оставив Кхана переваривать его слова, Аарон увел «жену» в ночь.
14. Глава 14. Новая жизнь
Номи молчала, прижимаясь к его плечу. Эльф даже представить себе не мог, о чем она думает. Поймал себя на том, что довольно насвистывает какой-то мотивчик, замер.
— Ты это слышишь? – шепотом спросил он женщину.
— Что?
Аарона вдруг затрясло. Он прижал ее к себе изо всех сил, уткнулся носом в ее волосы и вполголоса запел песню, которая просто рвалась из него.
Обряд, твою мать, обряд! Оно не должно было сработать! Здесь и места силы нет. Хотя когда ему нужно было место силы? Он сам – проводник Его энергии.
Песня Жизни знакома каждому эльфу, она у них в крови. Но у Аарона никогда не было, что песня исходила из него сама по себе, независимо от разума. Он не хотел, нет! То есть, хотел, конечно… но не планировал. Ноэминь тихо подпевала ему. Ее плечи дрожали. Она оторвалась от его груди, потянула за длинные светлые волосы, небрежно заплетенные в мелкие косички, и поцеловала. Не жена, значит? Но обряд проведен, песня Жизни спета, а теперь они целовались так жадно, словно пытались выпить друг друга, задыхаясь и вздрагивая.
Аарон подхватил свою женщину на руки и почти бегом понес ее в дом. Плотское желание охватило его с такой силой, что он ничего больше не соображал. Номи не отставала, стаскивая с его плеч одежду и буквально утягивая на пахнущие травами одеяла в углу.
Господи, чудны дела Твои! Неужели это всё – и рабство, и яма, и клетка – только для того, чтобы соединить двух Твоих детей? Аарон привык в жизни полагаться на знаки. Но здесь был даже не знак. Было чувство, что огромная рука взяла его за шиворот и тыкнула носом, словно котенка, в предназначенную ему женщину. В любом случае, изменить уже ничего было нельзя. На его груди лежала его жена. Не убежишь (впрочем, он и не собирался) – то, что они делали сейчас, допустимо только между супругами. На душе у Аарона было неспокойно, он очень хотел сейчас вскочить, убежать в пустыню и прокричать в небо что-то вроде «Что вообще происходит?», но Ноэминь спала, доверчиво прижимаясь к нему, опутав его белыми волосами, словно сетью, и руки ее жгли, как огненное клеймо.
— Я ведь ее не люблю, как женщину – не люблю, – билось в его висках. – Я вообще любить разучился.
— Любовь – это навык, – отвечал голос внутри него. – Ее можно взрастить, словно цветок.
— Я совсем ее не знаю!
— Ты знаешь достаточно, чтобы захотеть ее спасти.
— Но жена…
— А почему, собственно, нет? Что тебя смущает?
Смущает? Или возмущает? Или вносит смятение в мысли и будоражит кровь? Быть женатым – это определенно не то, в чем у Аарона есть опыт. Желать собственную жену – это греховно? А сердится на нее за то, что она оказалась такой нежной и страстной? А ревновать ее к тем, кто прикасался к ее телу до него? Он все еще порывался убежать на свидание с Всевышним, потому что молитва рядом с ней не получалась, постоянно сбиваясь в комок злости, вожделения и какого-то щенячьего восторга, но Номи закинула на его ногу свою белую коленку, и он сдался, позволив себе ускользнуть из этой реальности в мир снов.
За окном (точнее, за стенами хижины) была поздняя ночь, а к нему в дверь колотили так, что шатало всю хижину. Аарон с ворчанием отпихнул от себя нежное женское тело, поднялся и рывком распахнул дверь, совершенно забывая, что он обнажен.