– Были и у меня такие мысли, – согласился Шелестов. – Можно и на разведку сходить, но лучше дождаться ребят и пока не дергаться.

И тут же Максим услышал за спиной странный звук. Он повернул голову и замолчал на половине фразы. Сосновский сразу все понял и медленно, почти беззвучно перевернулся на спину, взяв автомат. Звук, который услышали оба, был похож на возглас, но странно было бы услышать такой возглас, вырвавшийся из горла Буторина или Когана. Иногда такие звуки вырываются у людей, когда, например, снимают ножом часового. Предсмертные звуки бывают похожими.

Оперативники лежали не шевелясь. Место для наблюдения они выбирали так, чтобы их было не видно не только со стороны открытого участка местности, но и со стороны леса. Сосновский повел стволом автомата, ориентируясь на звук, но тут Шелестов положил ладонь на его локоть, заставляя опустить оружие.

– Это что за явление? – проворчал он.

В двух десятках метров от них над кустарником появились лицо Буторина и рядом – физиономия какой-то рыжеволосой девушки. Не прошло и нескольких минут, как Буторин с девушкой осторожно выбрались из кустарника, причем снова раздался тот же самый звук, и оперативник шикнул на девушку, прижимая палец к губам. Теперь стало понятно, что это девушка вскрикивала, то ли оступившись, то ли она была ранена и не могла терпеть боль. Сделав знак Сосновскому, чтобы тот наблюдал за лесом, Шелестов приложил руки ко рту и издал прерывистый свист, похожий на голос лесной птицы. Буторин тут же замер на месте, прислушался и стал озираться, медленно поворачивая голову. Девушку он заставил опуститься на траву. Шелестов поднял руку и покачал ею из стороны в сторону. Через минуту Буторин неслышно появился из-за дерева и, улыбаясь, опустился рядом с товарищами.

– Ну, все обошлось, значит, – тихо заговорил он довольным голосом. – Мы уж с Борисом думали, что не найдем вас. Там, метров в ста, точно такое же место есть, но потом мы сообразили, что договаривались сойтись возле горла оврага, а там только его отрог был, не основная часть.

– Это кто там с вами? Что за девушка? – настороженно спросил Шелестов.

– Санинструктор одного из батальонов, попавших в окружение, – хмуро ответил Буторин, понимая, что сейчас командир выразит недовольство из-за его решения взять девушку с собой. – Мы ее нашли в лесу, одну, без еды и воды, без оружия, у могилы умершего от ран младшего политрука. Вот его документы. С ней были еще трое бойцов, но они или бросили девушку, или погибли – отправились разведать дорогу и нарвались на немцев. Я не мог ее оставить, прогнать или просто пройти мимо.

– Эх, Виктор, Виктор, – проворчал Шелестов и, отвернувшись, молча стал смотреть на овраг в поле.

Шелестов понимал, что отчитывать подчиненного глупо и неуместно. Да, приказ суров, и задание смертельно опасно. Мало того, что о задании может узнать человек посторонний, не имеющий к нему отношения, так он еще и будет серьезным балластом в ходе выполнения задания. И все же! Шелестов думал и о другом. А какой смысл вообще воевать, если ты оставляешь в беспомощном состоянии человека, женщину. «Ведь все мы, – думал Шелестов, – воюем как раз за этих людей, за женщин и детей, за стариков, за нашу землю. Если рассуждать серьезно, то этой рыженькой девочке вообще нечего делать на войне. Мужчины сами должны справляться. А женщины пришли на фронт, сражаются с нами плечом к плечу. И мы сможем бросить вот такую девчонку одну умирать в лесу? Или толкнуть ее под немецкие пули? И сейчас прав Виктор, придется брать на себя ответственность и за нее тоже. Тащить на себе все трудности выполнения задания и спасать эту девочку».