Шарль

Из подслушанного мигрантом телефонного разговора молодого дорого одетого мужчины, сидевшего в кафе парижского аэропорта.
- Да, дедушка. Да, я чту традиции семьи и даже три раза в год появляюсь в фамильном замке на Рождество, Пасху и твой день рождения, как ты помнишь. Безусловно, я очень рад, что ты нашёл тот старинный документ нашего древнего предка. Он, несомненно, прольёт свет на многое... Хорошо, не очень-то и древнего. Есть подревнее...Нет, что ты, я вовсе не тебя имел в виду...Да, я в Париже, только вернулся и скоро поеду домой... К себе домой, на квартиру... Как не поеду? Куда я должен лететь?...Я тебя слушаю... Причём здесь документ двухсотлетней давности. Какое это вообще имеет отношение ко мне? ... Нет, я не пререкаюсь. Ни в коем случае. Ты представляешь, сколько детей тогда умирало? Может, это вообще последствия сифилиса... Нет, я не оскорбляю предков... Да, у тебя больше не было сыновей, кроме отца, но это ещё ничего не означает... Что значит, пытался? Я откуда знаю. Бывает всякое. Отец, тот и вовсе больше детей, кроме меня, не хотел...Нет, я всё понимаю. Да, я знаю русский и бываю в Москве в командировках довольно часто... Ты представляешь, где Москва, а где та Пермь? Это дикий край. Там только снег и медведи. Ну, может, ещё волки... Какая икона, какой храм? Ты вообще в своём уме? ... Нет, я знаю, что ты ещё держишь всё в своих руках и потом передашь мне...Что значит, не передашь? Что значит, маминому брату достанется контрольный пакет акций? ... Где тот храм и ту икону я буду искать? Ты подумал? Там снега, мороз... Так и надо? Уговорил. Вылетаю сегодня... Хорошо, ближайшим рейсом, на который будет билет. Пока там грядут самые сильные морозы. Тулуп и шапку куплю на месте.... Прощай, надеюсь ещё увидимся...Нет, я вовсе не то имел ввиду. Я просто понадеялся, что не замерзну в сугробе под окнами чего-то дома, как наш не очень далёкий предок. До скорого. Уже бегу брать билет.
Вызов был завершён.
- Старый чёрт! Дерьмо! Далась ему та легенда! Где он только отрыл эти бумаги.

Эльза.

- Господи! Да ты ж вся мокрая насквозь! От станции, что ли, бежала? Так торопилась ко мне?
- Там волки. Они выли.
- Да какие там волки? Нет тут волков уж давно. То собака лесника, поди, выла. Она вечером частенько на луну так поёт. Что ж ей не петь-то, тоже живая. Ох, и напугала она тебя, погляжу. Трусишка, совсем как малой была. Разоблачайся, курточку свою моднявую, вон, на гвоздик повесь. А боты можно и к печке поставить. Сухие? Ну и ладно, а на мороз всё ж приятней будет в нагретых идти.
Ну-ка, иди руки мой, вон там кран на кухне. Много не лей, вода, чай, не казённая. Ополоснула и ладно. Сейчас чай сядем пить, я самовар поставила к твоему приезду. Всё мне про себя расскажешь. А о беде своей и не думай, пустое. Для себя станешь жить. А нет, так сходишь в старинный храм, тут неподалёку остался один. Не все Советская власть извела. Там икона Богородицы висит. Говорят, от всего помогает, надо у ней постоять и помощи испросить. Слышишь? Где пропала? Иди-ка к столу. Чай не Питер ваш, что мыло зря изводить? Микробов тут нет, вымерзли.
- Хорошо, тётушка. Я так по тебе скучала!
- Скучала она. Скучала б, так ездила бы ко мне чаще. Так вот, если соберёшься идти к иконе, просить милости, так бери лыжи. Путь долгий. В мороз и вовсе не суйся. Заметёт, завьюжит, и примёрзнешь дорогой насмерть. Что ты смеёшься? Что я такого сказала?
- Да не пойду я туда, незнамо куда. Мне и так хорошо, без всяких там детей. Дома буду сидеть, да, может, где по окраине и покатаюсь.