- Успею. А Зорька жива?
- Да ты что? Вспомнила тоже. Уж давно нет её, и не бойся. А славно она тогда тебя по полям рогами гоняла. Ох и шустрая корова ж была!

Разговор быстро сошёл на нет. Обещание дано, а долго болтать по межгороду для тети непозволительная роскошь. Вдобавок ко всем положительным качествам, тётя была малость скупа той особой бережливостью человека, выросшего и прожившего всю жизнь в деревне. И никакие высылаемые ей сыновьями деньги ничего не могли с этим поделать. Тетя просто физически не могла начать их тратить. Жадничала, но жила в относительном достатке. Когда я у нее была в последний раз? Лет семь назад, если ни десять. Заездом вместе с роднёй навещала милые с детства места необъятного Пермского края. Тёплый бревенчатый пятистенок без лишних изысков. Добротная банька. Хлев, в котором доживала свой безмерно длинный по коровьему исчислению век, бодучая дрянная корова Зорька. Всю свою жизнь эта милая с виду скотина в перерывах между дойкой и пастьбой гоняла детвору по окрестностям. Догнав, она делала страшную пакость. Сначала рогом аккуратно роняла свою добычу, настолько метко и точно подцепив за край одежды рогом, что даже синяка не оставалось ни разу. А потом лезла языком по карманам искать лакомства. В ход шли все детские припасы. Кусочек сахара, сухарик, леденец, сушка. Всю исслюнявит, всё выскребет и уйдет горделивой походкой в светлую даль на поиски следующей жертвы, на прощанье махнув хвостом прямо по тебе. 
Билет до славного города Пермь нашёлся сразу. Один. И стоил он неимоверно дорого. Но тётя, моё порывистое обещание, данное под наплывом неимоверной жалости к себе любимой!  Жаба душила меня в цепких объятьях до последнего клика мыши и ещё немного позже! А и пусть! Развеюсь, отдохну, всё забуду и стану  дальше наслаждаться жизнью в полной мере, только для себя. Представлю, что это швейцарские Альпы. Холмы-то там были, вроде. Бревенчатый коттедж и лес во всю ширь необъятных просторов. Вернусь человеком, а не унылой кикиморой. И потом, там зима настоящая, колкая, звонкая, переливающаяся снегами, инеем на окне, льдом озера и реки. А не вот это вот всё: не то снег, не то дождь и чавкает в сапогах дорогой, итальянской, между прочим, кожи. И никаких детей, никаких витрин. Вообще ничего такого. Деревня небольшая, людей мало, до станции, дай бог памяти, километров пять, если не семь. И снега кругом. Лес мощной стеной, заячьи следы на нём спозаранку. Настоящая печь, тёплый плед, овечья шкура, банька опять же. Лыжи там были. Возьму ноутбук и буду сначала кататься на лыжах, а потом смотреть сериалы, наслаждаясь острой свежестью зимнего воздуха, что ворвётся в притвор чуть приоткрытой двери, тесня уют и тепло старого крепко дома.
Хочу! И будет! Решено.
Наутро, чуть развеялась хмарь, я уже топталась под плотно закрытой дверью моей незабвенной начальницы, чтоб ей пусто было, Марии Викторовны. Она посочувствовала моему диагнозу деланно искренне. Она имела сына-балбеса, моего одногодка, что работал в соседнем отделе. Скажем прямо, упорно тянул лямку офисного заключённого ровно с понедельника по пятницу. Начальница была уверена, что детей хотят все. Но искренне рада, что декретные мне не светят не то что скоро, а вообще никогда, так же, как и декретный отпуск. На радостях, но сказав, что из сочувствия, она сразу же отпустила меня с работы до самого конца праздников. Вот и чудно!

4. Глава 3

Побегав по магазинам, я купила себе классную европейскую куртку, которая обещала выдержать мороз аж до минус сорока, шикарные тёплые ботинки к ней из супернового материала, что выдержит вообще любой мороз. Правда, низкие какие-то, ну и ладно. И дутые штаны как у кавалериста со старых гравюр, такие же широкие сверху. Ещё пару тёплых шапок ядовитого цвета и перчатки для мороза разной степени коварства. Вышло дорого, но мне себя надо начинать любить, ценить и уважать. Подумала, вернулась и докупила лыжные ботинки. Хотя, в кладовой у тёти их, должно быть, валялось пар двадцать разного размера и достоинства. Тётя, вообще, никогда ничего не выкидывает и всё содержит в порядке.