Две молчаливые женщины, которые прислуживают в доме, не хотят идти на контакт. Мне остаётся только молча есть приготовленную ими еду, надо сказать весьма вкусную, и иногда выходить на территорию прогуляться. Кое-какую одежду мне привозят на следующий день, а сегодня с утра я обнаруживаю пакеты из совсем не дешевых магазинов, с мини-гардеробом.

Это, значит, я здесь надолго.

Как же не хватает связи с внешним миром.

По телевизору, конечно, новостей про меня не покажут, но хоть бы с кем-то поговорить.

Узнать, как отец, как мать, как сам жених. Как вообще банкет закончился, когда обнаружили мою пропажу.

Или ничего не случилось, и гости продолжили праздновать дальше?

А собственно, еда есть, выпивка на столе, зачем им жених и невеста?

Устав гулять по периметру, я пытаюсь выйти за забор, но суровая охрана строго говорит:

– Не велено выпускать.

– Я, что, пленница? Я просто хочу прогуляться где-то ещё.

Но ответа не получаю.

Сложив руки на груди и насупившись, возвращаюсь в дом. И решаю дождаться вечера, чтобы предъявить Радулову за его указания.

Он что вообще о себе возомнил?!

Я же не раба в конце-то концов!

Дамир приезжает чуть раньше в каком-то приподнятом настроении, что ещё больше выводит меня из себя.

Высказываю всё, что думаю: о нём, о его доме, об охране, обо всей ситуации.

– Это ради твоей безопасности, – спокойно отвечает.

А я стою, шумно дышу. Выложилась, пока выговаривала, словно марафон бежала.

– От кого?

– Мало ли… – пожимает плечами.

– Отец знает, что я у тебя?

– Пока нет. Знал бы, сразу бы примчался. У него же сделка века почти сорвалась.

– Какая сделка? – спрашиваю, но уже догадываюсь, о чём он.

Радулов какой-то весёлый. Подходит ко мне, трогает за подбородок и наклоняется, сообщая коротко:

– С Куприяновым, конечно, твоим.

Фыркаю.

– Ты мне Америку не открыл. Я знала, что речь больше о слиянии капиталов, чем о любви.

– И пошла на это?

– Родители уверили, что одно другому не мешает, что Витя увлечён мой. Знаешь, он неплохо отыгрывал чувства, я даже ему верила и в какой-то момент влюбилась.

Я говорю это Дамиру, чтобы он знал, что мне всё равно на него. Я выходила замуж, потому что сама так решила и даже испытывала к жениху тёплые чувства.

Сейчас, кажется, я даже первая ему призналась, что люблю. На что Витя коротко буркнул: Я, мол, тоже.

Но чувство влюблённости становилось меньше по мере приближения дня свадьбы, и я уверяла себя, что всё из-за нервов. А оказывается, я просто к нему остывала. Когда влюблённость не подкреплена ничем, она быстро улетучивается. Вот и со мной это случилось.

– Ой, влюбилась, – качает Дар головой. – Ты даже не знаешь, что это значит.

– Почему? Знаю, – из чувства упрямства говорю я.

– Влюблённость, это когда руки дрожат, когда жить без человека не можешь, думаешь о нём постоянно, хочешь его. Вот ты мужа хотела?

– Я… я хотела, – киваю.

– Не правда. Когда любят, не текут под чужими руками. А ты под моими текла.

Я морщусь, мне не нравится, как это звучит. Не нравится, как Дар спокойно называет вещи своими именами и ни капли не смущается.

– Не надо внушать мне, что секс – это основа всех основ.

– А что внушать надо? Маш… ты пойми, жизнью правит основной инстинкт.

– Всегда считала, что это скорее про выживание.

– О да… базовые потребности. Ты не думай, что я с гор вчера спустился. Я в университет тоже ходил, – иронизирует он над самим собой.

– Ходить не значит учиться, – пожимаю плечами.

А Дар хватает меня за локоть и тянет на себя.

– Ты хоть что-то про меня знаешь?

– А мне не интересно, – заявляю и пытаюсь высвободиться. – Не знаю и знать не хочу. Да и вообще, вот ты меня упрекаешь, что я согласилась на отчасти договорной брак, а разве сам не такой?