Велл направляет меня к нашим местам и предлагает помочь снять плащ.

– Нет, спасибо. – Немного натянуто улыбаюсь я, радуясь, что свет начал постепенно гаснуть. – Мне кажется, тут немного прохладно.

Велл удивлённо поднимает брови, но не спорит.

– А вот на сцене точно не холодно, – кивает он на первых танцоров, появившихся на подмостках. – Но зато невероятно красиво.

И правда! Яркие, красочные костюмы, в которых ткани и крой подобраны так, чтобы дополнять движения. Лёгкие прыжки, высокие батманы, быстрые вращения. Кажется, что меня утягивает в представление. Будто я не тут, в зале, а там, среди танцующих!

Я настолько растворяюсь в музыке, которая продолжается в виде плавных взмахов рук и резких переходов, что исчезаю из реальности. Дышу мелодией, даже сердце, кажется, бьется под её ритм.

– Всем оставаться на своих местах! – громоподобный мужской голос вырывает меня из этого волшебного состояния, словно ураган выдирает из земли дерево с корнями: грубо, жёстко и безжалостно.

Музыка стихает, зато поднимается ропот возмущения среди зрителей.

– Согласно приказу Совета Высших магов Аэртании, все девушки, присутствующие в этом зале, будут осмотрены на предмет наличия метки, – продолжает греметь голос. – Покидать здание концертного зала без разрешения запрещено!

22. Глава 21.

По залу проносится волна шепотков, но возмущения в них уже меньше. Людьми овладевает любопытство. Большинству новое представление явно кажется более интересным чем то, что они видели на сцене.

Метка – явление редкое. А уж розыскные мероприятия с досмотрами могут стать темой для обсуждения для всего города на год, если не дольше.

Не менее двух десятков полицейских появляется в проходах, и среди них уже знакомый мне комиссар Бертан.

– Тишина! – рявкает он. – У нас есть приметы девушки, и мы начнём с тех, у кого рыжие волосы.

Комиссар оглашает приметы, и его подручные выуживают из рядов всех, кто соответствует описанию: огненно-рыжих, с лёгкой рыжинкой, шатенок.

Мне нечего бояться. Мне. Нечего. Бояться. Повторяю эти слова про себя снова и снова, пытаясь унять дрожь. Горячая ладонь Велла сжимает мои пальцы. И новая волна дрожи, но уже совсем другая пробегает по телу.

– Всё в порядке, – тихонько цедит Велл сквозь стиснутые зубы.

Но я чувствую, что он тоже напряжён. Он-то почему? Хотя… у него ведь сестра рыжая!

– Анна? – спрашиваю я, пытаясь поймать его взгляд в поисках подтверждения.

Молча отрицательно мотает головой, продолжая внимательно наблюдать за тем, что происходит в зале.

Всех девушек выводят из зала для досмотра, даже тех, у кого платья с открытой спиной. И это меня тревожит. Разве недостаточно визуального осмотра?

Родителям незамужних девушек и мужьям молодых женщин разрешается пойти вместе с дочерями или жёнами. Но исключений не делают ни для кого.

Надо сказать, что блюстители порядка обращаются с публикой вежливо. И я догадываюсь почему: простолюдины на такие концерты не попадают. Тут, похоже, вся городская знать. А рядовые полицейские – местные. Им жить в этом городе. Что же касается комиссара, то он либо прибыл из столицы, либо рассчитывает выслужиться и туда отправиться. Поэтому он не очень заботится о том впечатлении, которое производит: позволяет себе рявкать на замешкавшихся, и я всё чаще я вижу недовольные взгляды, направленные на комиссара.

У одной из вернувшихся девушек, скромно одетой в тёмное закрытое платье, я замечаю слёзы на ресницах. Она садится на своё место прямо за моей спиной, и я слышу, как сопровождавшая её женщина пытается шёпотом утешить девушку, а та всхлипывает. До меня долетают только отдельные слова и кусочки фраз: