Так. Чудь и серебро. Не об этом ли говорит Батаня?

— Думаешь, ему нужен серебряный сундук в качестве дома? — я невольно усмехнулся. — Вариант. Вот только где мы такой найдем? А даже если найдем — не расплатимся.

К сожалению, способ разбогатеть, прекрасно работавший для Бесчудья, совершенно не имел обратной силы в нашем мире. Единственное, что я мог бы более-менее успешно здесь продавать — это конфеты, но ходить по ярмаркам в ярком колпаке и зазывно выкрикивать приглашения отведать сластей заморских — не то, чем я мечтал заниматься всю жизнь. И я точно не собирался тратить с таким трудом собираемую чудь на открытие межмирных врат, чтобы добыть конфет. На одно такое чудодейство нужно было целых две крынки чуди, а в иных местах — и все три.

Батаня перестал стучать и весь разом как-то сник, да и мне было как-то паршиво. И страшно за багана.

— Может, сделать чудодеев схрон? — после долгого раздумья предложил я. — Все знают, что чудодеево имущество трогать нельзя.

Батаня приободрился. Как и баган, которому я рассказал наш план, терпеливо дождавшись, пока хозяин хлева выспится.

— Добре, чудодей, — сказал он. — Не стану я аки мышь от кота бегать. И коровок своих на пастухов бестолковых человечьих не оставлю. Но коли поможет знак твой от твари схорониться — поклон в пояс тебе от меня будет.

— На том и порешим, — кивнул я. — Покажи место, где знак рисовать.

Дом у багана был там, где ему должно быть: на чердачном сеновале, аккурат над стойлом любимого быка Баски. Огороженный чудскими чарами угол как бы выпадал из поля зрения людей, и те не видели ни соломенную кровать, ни самодельную довольно справную мебель, ни кухонную утварь, либо тоже сделанную самим чудицей, либо стащенную когда-то у людей.

— На-ка, — баган достал что-то из плетенной корзинки с хорошо подогнанной крышкой и сунул мне в руки. — Хлеба у хозяйки попроси, а сыр не бери у нее. Толковая она для человечки, но сыр варить уметь надобно.

Я взял тяжелый сверток и развернул грубый холст. Пищу готовили только очень сильные чудицы, кто не только мог взаимодействовать с предметами человечьего мира, но и полноценно есть человеческую еду. Батаня, например, пек просто божественный хлеб, но баловал меня им нечасто. А еще жареха грибная да на сальце получалась у него отменно. Щи суточные — даже из самой старой перекисшей капусты — выходили просто волшебные…

Поняв, что снова голоден, я, не в силах противостоять искушению, отломил от неровной головки сыра небольшой кусочек и положил в рот.

Да… Я не знаю, участвовала ли чудь в приготовлении, но я мгновенно захмелел, как будто глотнул ее раствор. Это была эйфория удовольствия и блаженства: никогда раньше я не ощущал такого тонкого сочетания вкуса свежих сладковатых сливок, терпкости хорошо выдержанного сыра, едва уловимого аромата грибов, орехов, желудей и теплого коровьего бока.

Баган наблюдал за мной с доброй усмешкой, а потом без слов достал еще один сверток. Принимать столь щедрые дары мне было немного неловко, но отказаться не было никаких сил.

— А то, что с собой принес — забери, — добавил баган, и я коротко кивнул.

Прежде чем ставить знак, нам пришлось озаботиться ограждением. Объясняться мне потом еще со Старостой, что это я часть чердака у него в хлеву решил досками обнести. Как еще одно стойло. Но со Старостой в любом случае придется говорить долго. Ночью, лежа в сене, я решил, как поступить с мертвыми чудицами, и сделать это надо будет до того, как идти искать неведомую тварь.

Поскольку — а поди не вернусь я назад? Кто ж их тогда похоронит?