От тихого ошарашенного возгласа свекрови даже у меня на душе становится тяжело.

— Если ты не собирался детей воспитывать, сейчас есть прекрасные средства предохранения. А ты себя ведешь как капризный ребенок. Не ожидала от тебя, сын. Я думала, вырастила мужчину, который всегда отвечает за свои поступки. Я думала, ты морально взрослый, готовый ко всем сложностям мужчина. Ты — отец семьи! А оказывается… что я ошиблась. И твои просчеты разгребать будут за тебя женщины. Я и Ярина. Даже интересно, что потом малышу говорить, когда он подрастет. «Папа просто от тебя отказался». Без причины. Не хотел. Ну-ну. Работай дальше, сынок. Работай. Это же самое главное в жизни…

— А что, нет? Интересные вы все такие! Если б я как мул не вкалывал, ты бы все свои операции где делала?! Если бы я до ночи не батрачил, Ринка бы чем занималась?! Ногами перед детьми махала?! За копейки?!

— А тебе не кажется, что это перебор, «любимый»? Попрекать мать здоровьем? Или это только мама тебе должна помогать, а ты ей не должен ничего? И кстати, насчет меня. Может, мне еще за каждую съеденную корку хлеба перед тобой отчитаться?

Кажется, меня понесло. Хорошо, он не в адеквате, мне может высказывать все что угодно. Его право. Я выстою. Но так ранить мать, для которой он настоящий ангел и самый любимый на свете?! Вот это свинство.

— Ты прекрасно знаешь, что я прав!

— В чем?! В чем ты прав?! Сделал ребенка жене и теперь от него отказываешься?! Ты прекрасно знал, что маме нужна операция, я нашла и врачей, и место, и ездила за Галиной Степановной сама, все анализы с ней проходила, в больнице навещала. А ты мало того что вечно переломишься ей позвонить, так еще и смеешь в укор ставить, что она на деньги родного сына лечилась?!

На свекровь смотреть страшно, в ее глазах слезы. Губы дрожат. Руки в отчаянии спрятаны за спину. Какой же жалкой она себя сейчас чувствует. Как же легко обидеть близкого, и слова ранят больнее физического удара. А защититься не выйдет. Потому что сын родной.

— Я не в укор ставлю! Вы все из меня монстра делаете!

— Да хватит уже орать! Дочь разбудишь! — не сдерживаюсь я и тоже повышаю голос.

— Ты где была, если б не я.

— И где же?

— За копейки бы в своих домах культуры детей по линейке строила?

— И что в этом плохого?

— Да ты вообще ни о чем не паришься! У тебя все отлично? У меня одного то там проблемы, то там не сходится, то тут косяков куча!

— Да ты кроме рабочих косяков ничем и не занимаешься. И кто настаивал, чтобы я на работу не выходила? Кто? Разве не ты сказал, что мои копейки тебе вообще ни во что не упали и лучше я буду вовремя Свету забирать с занятий и с сада, чем с чужими детьми по соревнованиям ездить? Ты этого хотел? Да? Чтобы меня можно было этим пристыдить? Так вот, мой родной. Не выйдет. Если ты такой правильный, живи со своими представлениями сам, а я из своей семьи цирк делать не позволю. Не нужен от меня ребенок, значит, не нужна и я. Завтра же забираю Свету и Галину Степановну, и мы уезжаем от такого благородного рыцаря подальше. В Новый год без тебя. Не пропаду, не волнуйся! А ты и радуйся. Без пеленок и соплей, зато один!

— А ну-ка сюда иди… — зловеще проговаривает он и хватает меня за руку. Тащит в спальню.

— Руку на меня поднимешь, я обращусь в соответствующие инстанции. Не постесняюсь никого, — с угрозой произношу я, не веря в то, что это мой Артур с такой ненавистью выплевывает слова.

— Я тебя хоть пальцем трогал когда-то? — возмущённо оборачивается он и давит разъяренным взглядом.

Не дотаскивает до спальни. Я освобождаюсь из хватки.