– Поехали, отвезу тебя домой, – я вздыхаю. – Ты всегда говоришь правду, но здесь…
– Я больше ни слова не скажу, Рябина! Женись на Аллочке, если тебе так хочется…
Вечер тихий и морозный, снег непрерывно валит, засыпая деревья и тротуары мерцающим белым серебром. Мир садится на переднее сиденье моей машины и снимает заснеженную шапку. Закуривает. Мы молчим, двигаясь между высотками. Я отходчивый и уже забываю о нашей стычке, но только собираюсь открыть рот, чтобы спросить Мира о чем-нибудь, он произносит:
– Она не любит тебя. Делает все по указке своей мамаши. Тебе придется угождать Римме Сергеевне всю жизнь, проглатывать ее унижения и контроль, и не дай бог…
Я крепче сжимаю руль, едва сдерживая подступающий гнев. Он кипятит кровь, заставляя сердце биться чаще. Я хочу заткнуть Миру рот, заставить пожалеть о непрошеных словах. Засранец нагло косится на меня, пользуясь тем, что я управляю машиной.
– Ты же обещал молчать, придурок? – прерываю его словесный понос злобным шипением. Я прибавляю скорость и резко сворачиваю с пути, ныряя в арку между двумя сталинскими пятиэтажками по улице Федосеева. Не позволю, черт возьми! Никому не позволю помыкать мной и указывать, что делать! Пульс бешено стучит в перепонках, когда я на секунду отвлекаюсь от дороги, чтобы посмотреть на Мира. Мне хочется открыть дверь и вытолкать парня из машины! Наглое выражение его лица стирается в одно мгновение…
Глава 3
– Рябина-а-а-а-а! – Мирослав подскакивает с места и хватается за руль, проворачивая его вправо.
Я бью по тормозам, чувствуя, как от капота старины Бэна отскакивает что-то мягкое и легкое. Страшное предчувствие леденящим холодом пробегает по спине: я сбил человека. От резкого торможения машину несет, шины старины Бэна протяжно визжат, безрезультатно цепляясь за гладкую, как каток, поверхность дороги.
– Отвали! – кричу я, остервенело сбрасывая руки Мира, вцепившиеся в руль.
Краем глаза замечаю засыпанный снегом газон под окнами пятиэтажки. Машина проворачивается и грузно оседает на палисаднике. Низкий металлический заборчик скрипит, сгибаясь под тяжестью старины Бэна.
Мы с Миром одновременно выскакиваем из машины. Площадка перед въездом в арку освещается двумя уличными фонарями. Их тусклый светло-желтый свет отражается от заледеневшей, накатанной поверхности дороги. Мир опасливо озирается по сторонам – вокруг ни души. В ночном морозном воздухе хаотично кружатся снежинки, где-то за поворотом слышатся стуки колес проезжающего трамвая и шорох шин автобуса, людские голоса. Мы словно отрезаны от окружающей действительности длинными стенами арки.
Я бросаюсь к лежащему на дороге человеку, на негнущихся ногах балансируя на обледеневшей дороге. Облегченно вздыхаю, видя, что он шевелится. На мое плечо ложится рука Мира, когда я наклоняюсь к пострадавшему. Девчонка. Шапка сползла набок, ярко-оранжевая куртка расстегнута, длинный шарф змеится по влажной поверхности дороги.
– Отойди, Рябинин, я все-таки врач, – деловито произносит Мир. Он опускается на колени и сует пальцы под воротник водолазки девушки.
– Ай! Черт! – Мир сгибается от удара коленкой в пах и валится на бок.
– Отстань, придурок! – Девчонка резво вскакивает на ноги, тревожно оглядываясь по сторонам. На нас она даже не смотрит. – Хью… Вилли… Джесси… – зовет она. В ее голосе звучат тревога и слезы. Она бездумно закручивает грязный мокрый шарф вокруг шеи, напряженно вглядываясь в темноту.
К ночи метель усиливается, кружа снежинками над головой. Ветер треплет длинные каштановые волосы девушки, заплетенные в косы. Шапка остается лежать на земле. В ее глазах стоят слезы, поблескивая в свете серебристого ломтика луны и уличного освещения.