Хотя есть ещё Майра, преподавательница по Общей магической защите, и, судя по всему, любовница ректора. Это как бы не афишируется, но все знают, что они иногда спят друг с другом, а Эверетт мне проболтался, что много лет назад эти двое даже встречались… Наверняка Майра — президент фан-клуба Аллодарка. А на встречах все остальные его фанатки садятся в круг и с благоговением слушают рассказы о том, как пахнет ректор, какой он на ощупь и как он целуется. 

Чёрт, а я б послушала. 

Прости, дорогой мой опекун, я такая оборзевшая подопечная… Но что ж поделать, нечего быть со всех сторон идеальным!

Да даже моё первое впечатление о ректоре говорит о многом — «большой и тёплый». Тот, кому можно доверять. 

Помню, как я вцепилась в его пиджак из грубой ткани и стёрла костяшки пальцев. Помню его чёрный взгляд, мягкий, как безмятежный сон, помню его добрую улыбку и тихое:

— Всё будет хорошо. 

Помню его запах — что-то огненное, схожее с горящей древесиной. Тот, самый первый, день — единственный, когда я была к ректору настолько близко. 

В него совсем не сложно влюбиться. Особенно когда ты ничего не знаешь о заботе, получаешь её крупицами, а тут… Сейчас я, конечно, понимаю, что Аллодарк стал для меня опорой, идеалом, тем самым образом Мужчины, который мне не приходилось наблюдать на Земле. Ему было достаточно похвалить мои успехи, чтобы навсегда привязать к себе. А я все эти годы действительно старалась — только бы похвалил!

Хотя, наверное, это не та любовь, которую подразумевают женщины, говоря о мужчинах, — я в этом ничего не понимаю. Но факт остаётся фактом — Аллодарк грёза любого существа женского пола. Так что мне совсем не стыдно за свои мысли и чувства. 

Ладно, не «совсем», а «почти не стыдно». 

Зато как греет душу мысль, что когда-нибудь он станет моим преподавателем. Правда, для этого ещё нужно поступить в Подак и окончить первый курс, но это ведь мелочи? А со второго курса на направлении Чистильщиков начинается Некромантия, которую как раз и ведёт Аллодарк. Эверетт всегда напоминает мне, что в Подаке они становятся совсем другими людьми, но я ему не особо верю. Вряд ли они как-то сильно меняются, надевая маски равнодушных магистров. 

В любом случае, моё стремление добиться признания каждого, кто вложил в меня толику своих сил и времени, — непоколебимо. Мои учителя, моя опора — им никогда не придётся думать что-то вроде: «Надо было избавиться от этой девочки, отправить на Алеру и не мучаться». Они будут гордиться мной!

Хороший ведь стимул — «чтобы мной гордились». Я считаю — отличный. 

Снова потёрла левую руку. Натянула резинку для волос и резко отпустила, отчего та шлёпнула по запястью. Кожа покраснела на месте удара, начала покалывать. Дурацкая привычка. 

Пара вскоре должна была закончиться, а значит, мне нужно было спешить — Вольд не любит опаздунов. Он, наравне со зверушками, требует моего внимания. Этот косматый бугай неизвестного возраста привязался ко мне, кажется, даже больше, чем я к нему. Конечно, всё благодаря общим интересам: Вольд души не чаял в животных, а животные, по его же словам, души не чаяли во мне. 

— Звери искренни в своих взглядах, они не ошибаются, — сказал он однажды, когда львиноподобное животное притащило мне под ноги своего детёныша. Самка химеры (я сразу спросила о диковинном звере) ластилась к моим ногам и прогибала спину, позволяя себя погладить. — Мне даже не нужно давать тебе особых заданий, уже ясно, что ты подходишь на роль смотрителя. 

— Правда? — наблюдая за реакцией матери, я потянулась к детёнышу. Химера только голову наклонила и громче заурчала, поощряя моё желание быть ближе с дивным существом.