Ну или почти все. Пока я стояла в проёме входа, я не слышала ничего, кроме шелеста ветра в кронах, но стоило мне шагнуть внутрь, как вокруг поднялся ор. Земляной уровень кишмя кишел учениками младшего возраста. Они уходили и приходили через множество проёмов без дверей, садились, вставали, болтали и смеялись, визжали, чем-то гремели, носились друг за дружкой, швырялись книгами — словом, гомонили так, что я не понимаю, как кто-то умудрялся в этом гвалте что-то читать. Но уже на первой же галерее было намного спокойнее: подростки постарше сидели небольшими группами и листали учебники, только изредка переговариваясь между собой — вероятно, защищённые чарами от бесильни внизу. На третьем уровне я различала молодых людей, сидящих поодиночке за маленькими столиками, где они что-то выписывали из книг, опёртых на специальные подставки. Что там было выше — с земли я уже не могла разглядеть. На верхних уровнях библиотеки воздух мутнел, а очертания вещей расплывались. С моим махарьятским зрением такого быть не должно, но и тут наверняка работали чары.

Я прикинула свои шансы попасть на третий уровень незамеченной. Как обывательница Кессарин не могла уметь так высоко прыгать. Дети, конечно, занимались своими делами, но и по сторонам тоже смотрели, а за те пару малых чаш, что я простояла у входа в раздумьях, только один человек поднялся на второй уровень, и его прыжок привлёк взгляды. Со второго на третий вообще никто не прыгал. Нет, тут не прокрадёшься…

С горестным вздохом я побрела вдоль стены, уворачиваясь от детей, которые отскакивали от стеллажей, чтобы понестись дальше, и от летающих по воздуху книг, свитков, кистей и, что самое ужасное, чернильниц. После того, как две из них разбились прямо у меня под ногами, я плюнула на конспирацию и поставила небольшой, незаметный простому глазу барьер. А то даже на книжки не посмотришь, только и озирайся, чтобы не облили!

Дома я немного обучала мелких — клан-то маленький, отдельно учителей мы не назначали, просто по очереди вели тренировки или беседы с детьми о тех книгах, что они прочитали. Не могу сказать, что у меня какой-то особый талант к наставничеству, но общее представление у любого махарьята есть, сам же учился как-то! Так вот, если бы мои ученики так обращались с книгами, они бы в наказание месяц возили на гору воду от подножия, а вместо ужина потрошили демонов! Это же надо придумать — книгами швыряться! Впрочем, здешним книгам-то как раз всё было нипочём. На них тоже, скорее всего, защитные чары.

Я вытащила первую попавшуюся и заглянула внутрь. «Токи махары в теле». Не то. Потянула другую на две полки выше. «Лекарственные травы слабого действия». Хм. Третья оказалась словарём южного диалекта. Я завертела головой, пытаясь высмотреть какие-нибудь разделители или названия секций. Ага, так мне и облегчили жизнь!

Просмотрев ещё пару десятков томов, я пришла к неутешительному выводу: книги стояли на случайных местах. И, если оглядеться вокруг, этого следовало бы ожидать. Дети запихивали вынутые книги куда попало, не возвращая их на место. Я тихо застонала и уткнулась лбом в полку, больно прищемив себе кожу на лбу драгоценным камнем, который Буппа мне утром туда приклеила.

— А вы что здесь делаете? — раздался над ухом возмущённый мужской голос.

Я обернулась и увидела светлокожего махарьята среднего возраста, высокого и рыхлого, ровно как я всегда представляла себе учёных.

— А вы кто такой, чтобы спрашивать? — поинтересовалась я. Не то чтобы мне было сложно что-нибудь наплести, но, честно говоря, уже любопытно стало, они все тут считают, что с кананичной надо разговаривать, как с провинившейся служанкой? Может, Кессарин вовсе и не из-за великой любви от брака отделывалась, а потому что знала, что махарьяты её от мебели не отличат?