— Да что поменялось, черт возьми? Я всё также не собираюсь прогибаться под тебя, а ты говорил, что не желаешь меня ломать! — Настя задыхалась, воздуха не хватало. Он буквально окружил её собой.

— Я тебя ломать не собираюсь, солнышко, я буду тебя уговаривать, — он лизнул её щеку, Настя дернулась, но из крепких рук ей было не вырваться, — буду очень долго и упорно уговаривать сказать мне «да»!

Глазами он буквально поедал её, будто еле сдерживался, чтобы вероломно не сорваться в бой. Зверь учуял слабость жертвы, инстинкты требовали воспользоваться ситуацией и напасть. Какой там уговаривать! По глазам видно, что он без зазрения совести прямо тут бы без промедления её разложил, на диване сестры, но всё же сдерживался. Из последних сил, но сдерживался. Терпел. Хочет согласия, которое Настя не даст. Нужна ему вся со всеми потрохами, только сердце она свое бережёт и ему дарить не собирается.

— Я плохо поддаюсь уговорам, — сердито буркнула Верещагина, — так что можешь не тратить своё драгоценное время. Есть девицы и посговорчивее меня, сразу трусики сбросят, только пальцами щелкни. Не усложняй себе, а заодно и мне, жизнь, Олег!

Говорит, а у самой внутри всё сжалось от нехорошего разъедающего внутренности чувства. И перед глазами пронеслась сцена, что вчера в раздевалке застала, где длинноногая моделька протяжно стонала под ним. И в крови вскипело желание повыдёргивать белобрысой девице все волосёнки, а Олегу оторвать все выпирающие органы. Дурацкое такое чувство, слишком похожее на ревность.

— Я так сильно поцеловать тебя хочу, — Литвинов снова проигнорировал слова Анастасии. Его куда больше интересовали её губы, которые мужчина буквально пожирал глазами. Похоже, мысленно он уже тр*хнул её в самых различных и откровенных позах всеми доступными способами. Слишком разгорячённым и взбудораженным был его взгляд. — Будешь кусаться, если я осуществлю своё желание?

Вместо того, чтобы рассвирепеть, Настя потекла, словно мороженное под лучами солнца Сахары. Мысленно она буквально орала на себя, что нужно поставить его на место, пока не поздно, но губы отказывались слушаться. Олег будто воли её лишал. И иногда Настя ненавидела его за это. Не должен иметь такую гипнотическую власть один человек над другим. Это противоестественно.

— Конечно буду, — хрипло выдала Верещагина наконец, когда пауза затянулась, — и царапаться тоже!

Жаль, конечно, что у неё длина ногтей небольшая. Было бы иначе, уж точно глубокие бы отметины после себя оставила. Нужно было отрастить длиннющие и покрасить в ядовито-зелёный, как предупреждение для остальных. Анастасия же предпочитала классический бежевый цвет. Катя её за это называла занудой, так как сама экспериментировала часто и кардинально.

— Значит ты любишь по жестче, девочка? Предпочитаешь метить территорию? Ревнивая собственница значит, — этот невозможный мужчина продолжал улыбаться. — Мне нравится. Я не против. Можешь исполосовать мне спину, раз тебе так хочется!

Посмотрите-ка на него, ему нравится! Извращенец хр*нов! Анастасия выпала в осадок. Это надо же так всё перевернуть. Он вообще может нормально, по-человечески общаться? У Верещагиной было ощущение, что они на разных языках разговаривают.

— Ты дурак или мазохист? — поинтересовалась Настя, окончательно теряя нить разговора. Начинали с невозможности развития их отношений, а закончили укусами и царапинами. Так и до бандажа с плётками дойти легко.

— Ни то, ни другое, — фыркнул он. — Я просто до невозможности тебя хочу!

И всё же Олег поцеловал её. Не выдержал. Сорвался. Потерял контроль. Почему-то сей факт даже обрадовал девушку, бодряще подействовал на её уязвленную гордость, которую ранил неверный муж. Пусть Верещагина и понимала, что происходящее всего лишь личная блажь Литвинова. Она зацепила Олега потому, что единственная щелкнула по носу и не дала желаемого. Он не привык к отказам, жаждет реванша. Но всё же столь неприкрытая страсть не могла оставить равнодушной её женскую суть.