Римма Викторовна бросила на него короткий взгляд и повернулась ко мне.

— Когда я вышла замуж за Алешу, — ни с того ни с сего пустилась она в воспоминания, — мы жили в той же крохотной квартирке, где и ты сейчас. Я, Алеша, наш сын и колючий подросток, младший брат моего мужа. Когда Антон сломал ногу, я приносила ему еду и таскала его тетрадки в школу для проверки. Когда он болел воспалением легких, я варила ему куриный бульон! Перед нами частенько вставал выбор: купить ботинки нашему ребенку или куртку Антону, фрукты или школьную форму. А вместо благодарности мы слышали только подростковые претензии: я не просил, мне не надо, обойдусь!

Антон пил кофе и слушал ее с видом человека, который внезапно оглох.

— И теперь этот подросток не может потратить трех часов, чтобы разделить триумф своего старшего брата, который делился с ним всем, что у него было, — с горечью заключила Римма Викторовна и поднялась, величественная королева. — Спасибо за кофе, Антоша. Как всегда, я была очень рада тебя видеть.

Браво.

Бис.

Я молча спрыгнула с подоконника, вспоминая, где я уже видела эту сцену — в комедии или трагедии.

— До свидания, Римма Викторовна, — ровно сказал Антон, — Мирослава, увидимся с тобой в субботу.

Я размашисто поклонилась, сдернув с головы панамку.

— Слушаюсь и повинуюсь! — гаркнула с исполнительностью крепостного крестьянина.

Римма Викторовна утомленно прикрыла глаза.

У Антона дернулось правое веко.

9. Глава 9

Ткань была сложная — с бархатом всегда так, — и я ползала по полу, разрезая ее по выкройке.

Выкройка тоже была сложная — простых путей мы не любим, — и я в который раз с благодарностью вспоминала бабушку Ануш, научившую меня шить себе наряды.

Алеша скорбел над планом завтрашнего урока по актерскому мастерству, вздыхал и маялся. Он был непревзойденным мастером импровизаций, а вот теория ему давалась тяжело.

— Милый, — тихо позвала я, орудуя ножницами, — а где ваши с Антоном родители?

— На Верхневолжском, — ответил он, явно обрадовавшись поводу отложить свой план занятия.

Мою бабушку похоронили на том же кладбище, но география не была ответом на мой вопрос.

— От чего они умерли? — уточнила я.

— На даче замкнуло проводку, мы с Тохой тогда в городе остались. Не очень я жалую все эти дачи и огороды, брр.

Понятно теперь, почему его было не заманить в мой частный дом.

Думал ли Алеша, скрипя старыми половицами, о том, когда в моей развалюхе в последний раз меняли электрику?

— Что это ты вдруг? — спросил он.

— Не знаю, — я отложила ножницы и села, разглядывая мужа.

Какой же красивый.

Его брату не досталось ни красоты, ни обаяния.

Наверное, обидно.

Если бы у меня была старшая сестра куда симпатичнее меня — любила бы я ее или ненавидела? Стала бы хорошей героиней или плохой?

— Твоя Римма шпыняет Антона в хвост и гриву, — сказала я, — не жалко тебе брата?

— А, история про то, как она варила ему бульоны и таскала тетрадки, — развеселился Алеша. — Что тут скажешь? Римме изрядно досталось от него, когда мы были женаты. Только представь — мы молоды, бедны, полны амбиций, у нас грудной ребенок. А Тоха то из дома сбежит, то школу начнет прогуливать, то приведет целую ораву какой-то шантрапы из подворотни… Я работал на трех работах, а Римма воевала одна и с маленьким Олегом, который то и дело болел, и с бунтующим Тохой. Бегала его искать, выслушивала претензии учителей, однажды к нам даже пришел инспектор по делам несовершеннолетних, чем довел ее до полного изнеможения. В один прекрасный день она просто сломалась — тихо ушла, не взяв с собой даже сына. Потом оказалось, что плюсом легла затянувшаяся послеродовая депрессия, и первые два месяца она просто спала, вырвавшись из нашего дурдома. Явлинский, режиссер, из-за которого она меня бросила, приходил мне даже морду бить — мол, как это было можно довести женщину до такого состояния. Но Тоха его спустил с лестницы. Я запил, а он перепугался до чертиков, нянчился и со мной, и с Олегом. Думаю, он до сих пор чувствует себя виноватым из-за того, что разрушил наш брак. Тогда-то он и взялся за ум, я постепенно вернулся в строй, Римма выспалась и забрала Олега… но ко мне уже не вернулась.