Максим молча кивнул.

– Будьте осторожны, – пожелал Вова Самарский. – Если что – улепётывайте оттуда. – Он усмехнулся криво и добавил то ли в шутку, то ли всерьез:

– И автомат уносите.

Федька закивал, отлично понимая, что его жизнь не идет ни в какое сравнение с ценностью попавшего к нему оружия.

– Я не знаю, что вас там ждет, – тихо сказал Максим, провожая разведчиков к спуску с горы. – Если бы не Ламия, если бы не Большая Охота, я не отправил бы вас туда. Но сейчас слишком многое зависит от нас. От двух наших отрядов.

– Я понимаю, – сказал Геннадий Сапин, подумав о своей молодой жене.

– Мы понимаем, – подтвердил Федька, вспомнив Таю.

Они подняли повыше факелы и осторожно ступили на крутую тропку, осыпающуюся под ногами. Последнее, что они слышали, был крик Эдика, похожий на воронье карканье.

– Всё кончится плохо.

Эти недобрые слова долго звучали у них в голове.

И лишь когда разведчики наконец-то оказались у подножья скалы, когда погасли факелы, а звезды на востоке чуть побледнели, пугающее предсказание постепенно забылось.

Вот уже вторую неделю Борис Юдин мучился от бессонницы. Стоило ему прилечь – и мысли атаковали его, словно таёжный гнус. Недобрые предчувствия не давали сомкнуть глаз. Тревога нарастала с каждой минутой бездействия.

Поначалу Борис пытался с этим бороться: с вечера пил успокаивающие чаи, просил жен провести с ним всю ночь, считал воображаемых оленей, закрыв глаза. Он много чего перепробовал – но всё без толку.

Успокоение приносила только работа.

За три дня до Большой Охоты Борис вообще перестал ложиться в постель – просто не видел в этом смысла. Если он уставал, дремал в плетеном кресле, прямо за письменным столом. Всё остальное время занимался делами. Забот у Главы Совета хватало. Днем он посещал мастерские и школу, проводил заседания и публичные чтения Кодекса, вел учет запасов, решал, как распределить силы и ресурсы, лично контролировал исполнение прежних решений. А ночью он работал в кабинете.

У Бориса был большой дом, который он называл резиденцией. Шесть жилых комнат для жен и детей – каждая по двадцать квадратных метров, большая приёмная, школьный класс, две кладовые, кухня. И кабинет.

Здесь писались и дорабатывались школьные программы, здесь велась расшифровка радиоэфиров Степана Рыбникова – некоторые из этих текстов, задокументированные разными людьми, потом дополнили Кодекс. В кабинете Борис проводил эксперименты, разрабатывая, например, замену пороху или пытаясь смастерить из подручных средств работающий вольтов столб. Здесь Борис занимался изобретательством, чертил схемы, делал несложные расчеты. Именно в кабинете располагалась главная библиотека общины. И Борис, сверяясь с книгами, пытался повторить инженерные решения далекого прошлого: у него уже получилось построить действующие модели телеграфа и паровой машины, он знал, как сделать воздушный шар-монгольфьер.

Борис не застал рассвет человеческой цивилизации, ему не довелось увидеть ни огромных городов, кишащих самыми удивительными машинами, ни гигантских воздушных лайнеров, способных за считаные часы перелететь с одного края земли на другой. Ржавые остовы и старые развалины – вот и всё, что он видел. Но у Бориса были хорошие учителя. Они понимали, как важно не растерять знания, которые накопило человечество. Едва ли не треть Кодекса была посвящена проблеме образования. Люди, которые основали общину, огромное внимание уделяли обучению детей, стараясь за минимальное время поместить в их головы максимум отборной информации. Не меньшее внимание они уделяли учебным пособиям. Пока еще было можно, собирали книги, часто с риском для жизни. Каждый из основателей вел особого рода дневник, где делился своими знаниями: охотники и рыбаки рассказывали о добыче дичи и рыбы, учителя физики и химии закладывали базу для самостоятельных экспериментов юных учеников, бывшие военные объясняли устройство оружия и основы тактики. Даже у поэтов и прозаиков нашлось, что рассказать детям. У любого человека, как выяснилось, есть чем поделиться с подрастающим поколением. Эти люди очень спешили, поскольку уже знали, что время их человеческой жизни ограничено. Они не хотели, чтобы после их мутации или смерти община превратилась в племя дикарей, выродившихся троглодитов, живущих в норах.