– А чего рассвета-то ждать? – сказал Вова Самарский. – Пускай прямо сейчас идут!
– Нельзя! – отрезал Максим. – В потемках ноги переломать можно. Или здесь с тропы сорваться… Утром! Как только солнце покажется!
– Ну, утром так утром…
Решение было принято, и чуть успокоившиеся охотники разошлись по спальным местам.
Иван Рыбников ко сну готовился долго. Другие уж улеглись, а он всё старательно обвязывал ноги, чтоб и надежно было, но и чтобы отдыху узлы и веревки не мешали. У него никак не укладывалось в голове, что его любимая, его ненаглядная Тая выбрала женихом малограмотного низкорода Федьку. Умом Иван понимал, почему Тая так поступила: она действовала в интересах общины, ей хотелось создать нормальную семью, одобренную Советом. Она хотела пожить нормальной жизнью, ведь неизвестно, сколько лет ей было отмерено – может, у неё всего-то и осталась пара лет до мутации. А еще ей хотелось ребеночка своего выносить, к груди его приложить…
Иван заскрипел зубами.
Это ведь и его ребенок мог быть! Ну почему она так упряма! Почему правила и Кодекс оказались для нее важней настоящей любви? Не хотела портить жизнь своему малышу, чье рождение просто не мог одобрить Совет? Или ему – Ивану Рыбникову – решила не усложнять жизнь?
Ну почему она всё решила за него?!
И что такого она нашла в этом Федьке? Он просто ей подвернулся в нужный момент? Или она что-то в нем разглядела?
Иван, уже привязавшись к вбитому в щель колышку, резко приподнялся. Бубенчики на коротком кожаном ремне тревожно зазвенели.
– Макс, – позвал Иван. – Ты не спишь там?
Около гаснущего костра шевельнулась тень.
– Нет.
– Отправь меня вместо Генки.
– Нет.
– Почему?
– А то ты не знаешь.
– Да не трону я Федьку! Дедом своим клянусь!
– Нет. Спи давай. И постарайся не звенеть так сильно, а то кто-нибудь спросонья пробьет тебе башку.
– Было бы хорошо, – пробормотал Иван. Вздохнув, он лег на спину и заложил спутанные руки за голову.
Он сам не заметил, как уснул. Очнулся почти сразу, с бешено колотящимся сердцем, не понимая, что его разбудило.
Лаяли собаки.
Дозорный Гоша Ермолов, стоя на краю обрыва, напряженно куда-то вглядывался. Очумелые спросонья охотники торопились подняться, звякая колокольчиками и бубенцами.
– Что происходит? – спросил Иван.
– Выстрел, – ответил Гоша Ермолов. – Где-то там, в лесу.
А ясновидящий Эдик Бабуров все бубнил и бубнил: – Всё пошло не так… Всё…
В его глазах отражалось поднимающееся пламя костра – казалось, их заливает кровью.
19
Нолей наблюдал за моряками, залегшими на поляне, и тихо крался к своим товарищам-охотникам, предвкушая радость встречи – он не видел их почти два года, успел соскучиться, хоть обычно и держался особняком. Вслушиваясь в перекличку голосов, Нолей не замечал, как за ним неотступно следует тень, подбирается ближе и ближе.
Врага он увидел, когда тот был совсем рядом. Матово блеснул отточенный клинок, Нолей отпрянул и охнул, зажимая рану в боку. Кровь полилась сквозь пальцы.
Егор Шмаков, более известный как Кальмар, навалился на беглеца, сшиб его на землю. Он не произнес ни звука, и Нолей как-то понял, что противник не хочет привлекать к себе лишнее внимание. Видимо, поэтому он и стрелять не стал, решив действовать ножом.
– Вот я тебя и достал, чукча, – зашипел моряк. – Теперь ты мне за все ответишь.
Он резанул Нолея по лицу и тут же зажал ему рот свободной рукой.
– Сейчас я тебя буду дырявить, как ты моего друга дырявил… Слышишь меня, чукча? Понимаешь меня?
Кальмар оскалился, поиграл ножом перед глазами слабеющего противника. Предупредил: