Словно ощутив, что за ней наблюдают, Маргаритка быстро находит меня взглядом и… выплевывает кашу обратно, тут же потянувшись за стаканом с соком. А после морщит свой нос, будто намекая на то, что ей противно мое внимание.

Вздернув бровь, отвожу взгляд. И надо было мне на нее пялиться? Как будто больше смотреть не на что. Ещё ведь возомнит о себе невесть что. Лучше в свою тарелку смотреть буду. Главное, теперь как-то избавиться от ассоциации этой отвратительной каши с…

– Слушай, Гром, там Игнат какую-то воду мутит, – пихает меня в плечо Миха, мой главный сборник сплетен среди парней, переходя на заговорщический шёпот. – Пацаны из его комнаты говорят, ночью истерику на пустом месте закатил, тяжёлыми предметами в них бросался. Еле угомонили.

– Парфёнов? – без заминки предполагаю я и смотрю в сторону восседающего за отдельным столиком налысо бритого детину с вытатуированным на шее штрихкодом.

Тот ещё отбитый. Мало с кем идёт на контакт, но раньше вел себя тихо. Поэтому мне ещё не приходилось сталкиваться с ним один на один, пусть я и накопал на него инфы заранее. Отец бывший уголовник, рецидивист. Мать воспитывала его вместе с младшим братом одна. Если бы по-дурости не ввязался в плохую компанию — и ноги бы его тут не было. Чего, спрашивается, сейчас выкобенивается?

– Терпеть не могу котов в мешке, – откладываю ложку в сторону, понимая, что теперь-то столкновение точно неизбежно. Если оставить все как есть, и другие ведь взбунтуются, почувствовав свободу. С подростковыми гормонами шутки плохи. – После первого урока зови наших. Объясним ему, что к чему.

Рыжий сдержанно кивает, что чаще всего ему несвойственно, состроив серьезное лицо, встает из-за стола. От меня не скрывается лихорадочный блеск предвкушения хлеба и зрелищ в его бесстыжих глазах. И то, как от нетерпения подрагивают его усыпанные веснушками руки, когда он передает мои слова остальным ребятам. А те, в свою очередь, реагируют ожидаемо — покорными кивками.

Они-то уж точно знают: в Кингдоме нет места анархии. С моего прихода сюда нет. И каждый, кто желает переступить черту, рискует имело дело со мной.

Первым уроком у нас алгебра, так что я надеюсь спокойно подремать за последней партой, пока математичка рисует на доске какие-то малопонятные формулы. Я, конечно, не любитель "Камчатки", но сегодняшний день исключение. В голове бардак, мысли переключаются с одной на другую. То хочу понять, зачем Парфенову понадобилось лезть на рожон. То вновь возвращаюсь взглядом к девчонке, сидящей через ряд и упрямо смотрящей в сторону доски. Пожалуй, да, отсюда за ней наблюдать куда комфортнее. Например, нет риска свернуть себе шею.

И вот сколько не смотрю — а все равно бесит. Так, что кровь в жилах вскипает. То ли меня так от предстоящих разборок контузит, то ли… Зачем Марго вообще постоянно кусает этот долбанный кончик ручки, если урок ещё даже не начался? Зубки режутся что ли?

Видимо, моим надеждам на спокойное времяпрепровождение не суждено сбыться. Как не стараюсь, сон не идёт, да ещё и звонок на урок звучит так оглушительно, будто мне повесили его прямо над головой.

Ко всему прочему, стоит классу утихнуть и рассесться по местам, как происходит то, чего никак не ожидаю ни я, ни мои одноклассники, ни очкастая Анна Владимировна, только-только взявшая в руки маркер, чтобы начать осквернять доску математическими уравнениями.

Из-за третьей парты среднего ряда угрожающе поднимается Игнат Парфёнов, и, сжимая в руке что-то длинное и блестящее, направляется к ничего не подозревающей математичке.