– Чего вы хотите?

– Стреляться. Вы не единожды оскорбили мою семью и воспользовались нашим сложным положением. За это я хочу вас убить.

Боровин ничего не сказал, сверля глазами лежащий на столе документ. Там уже стояли печать нотариуса и моя подпись. Чтобы дуэль состоялась, требовался только автограф самого барона.

– Если вы проиграете, род Чернобуровых угаснет, – выдвинул он последний аргумент.

– А вы об этом не переживайте, Леонид Семёнович, – холодно отрезал я. – Думайте о своей семье. И принимайте решение поскорее. После того как я убью вас, мне нужно ещё кое-что сделать.

Барон замолчал и сделал ещё глоток чая, продолжая смотреть на бумагу.

– Если так не хотите стреляться, можно уладить всё миром, – сказал я. – Выкупите у меня «Красноярский извоз», заплатите контрибуцию за оскорбление семьи, и я буду считать вопрос исчерпанным.

– Сколько? – буркнул Боровин.

– Триста тысяч рублей за извоз, и верните машину. Ещё пятьдесят тысяч я приму в качестве извинения.

Надо было видеть, как изменилось лицо барона, когда я назвал сумму. Да, деньги немалые. Возможно, столько стоила вся свиноферма Боровина вместе с лавками.

– Если вы не располагаете таким количеством свободных средств, я готов принять любое ликвидное имущество, в том числе драгоценности, макры и оружие. Документ я уничтожу, – я постучал пальцем по гербовой бумаге. – Никто не узнает, что вы опозорили честь дворянина отказом от дуэли. Кроме вашей семьи, разумеется. Решайте.

– Сумма завышена, – выдавил барон.

– Отнюдь. Я учитываю стоимость автомобиля, который вы продали, и породистых лошадей, которых вы тоже продали.

– Вы меня разорите, – пробормотал Боровин.

– А вы уже разорили «Красноярский извоз». Так что будем квиты, – я подлил себе чаю и откатился на коляске к окну.

Барон не стал долго думать. Пробурчал, что согласен на мои условия, и пригласил проследовать в свой кабинет. К моему счастью, тот располагался на первом этаже.

Открыв спрятанный за картиной сейф, Леонид Семёнович стал выкладывать на стол ценности: пачки купюр, колье с бриллиантами в бархатной шкатулке, следом папка с какими-то документами, и напоследок – разукрашенный золотом кремнёвый пистолет с корпусом из слоновой кости.

– Денег двести тысяч, – пробурчал Боровин. – Колье было подарено моей бабушке самой императрицей Кречет, стоит около восьмидесяти тысяч. В папке – акции Уральской угольной компании и государственной железной дороги, общей стоимостью двадцать тысяч рублей. Пистолет моего отца был сделан на заказ и обошёлся в десять тысяч.

Я взял папку и пролистал акции. Затем пощупал пистолет, рассмотрел колье и небрежно бросил обратно в шкатулку.

– Даже если я продам ценности за названные вами суммы, не хватает сорока тысяч рублей.

– Помилуйте, Георгий Петрович…

– Сорок тысяч, барон. Немедленно. Если у вас больше ничего нет, я с радостью велю моим гвардейцам разоружить ваших.

Боровин глубоко вздохнул, а потом достал мобилет и велел своим солдатам сдать винтовки. Я же позвонил Богдану и сообщил, что нужно принять оружие и после этого можно снимать осаду.

– Теперь я удовлетворён, – кивнул я и кликнул бойцов.

Они забрали все ценности, сложив в портфель, тоже позаимствованный у барона. После этого я приказал привести Иннокентия, который всё это время сидел под охраной в автомобиле. Тот помог составить договор, согласно которому «Красноярский извоз» со всем имуществом (которого почти не осталось) переходил к барону.

Я вежливо попрощался с дамами и выразил издевательскую надежду на скорую встречу с дочерью Боровина. Пожалев Иннокентия, забрал его с собой и высадил на улице подальше от поместья барона.