Мужики зашумели, посовещались с использованием местной обсценной лексики и выдвинули кандидата. Суровый дядька в шерстяной фуражке набекрень вышел вперёд. Коротко поклонился и сказал:

– Совсем, значиться, предприятье по звезде пустили! Как энтот Боровин начальствовать стал, так жалованье чуть не вдвое понизили. Лошадей породистых распродали – дорого, говорят, их кормить.

Каждая фраза бывалого извозчика вызывала согласный гул остальных. А он продолжал:

– Телеги своими силами чиним, каретников поувольняли, запчастей не дают, деняг нету ни на шо, говорят! А как же нету, если мы каждый день от зари до зари народ катаем?! Это для нас оплату срезали, для них-то, наоборот, подняли!

– А что с машинами, уважаемый?

– Одна делась кудой-то. Уехала и не вернулась. На другой барон Боровин сами катаются. А вообще…

– Достаточно, – я поднял руку. – Спасибо, уважаемый.

Я развернул коляску, а извозчик окликнул меня:

– А чего дальше-то, господин? Что с лошадьми? И с жалованьем нашим?!

– Решение пока не принято, – ответил я не оборачиваясь. – Но скажу по секрету, я вряд ли оставлю извоз себе. Те, кто желают уволиться, могут сделать это немедленно. В качестве отступных каждый может взять себе любой экипаж и лошадей к нему. Богдан, ведите управляющего в гараж. Там подходящая обстановка для приватного разговора.

Теперь почти всё прояснилось, нужны были только доказательства. Другой бы на моём месте рассвирепел, поняв, что его просто-напросто ограбили и продолжают грабить прямо сейчас. Но я оставался невозмутим. У меня уже созрел план, как наказать Боровина. Оставалось лишь поговорить с управляющим.

Я велел охранникам встать в тёмных углах и ненавязчиво позвякивать инструментами. Пусть мой собеседник представит, что все эти молотки и пассатижи могут быть использованы против него.

Впрочем, театральность оказалась излишней. Управляющим был тоненький человек в пенсне, который и так дрожал от ужаса. Он-то лучше всех понимал, что на самом деле здесь происходило.

– Ваше сиятельство, Георгий Петрович! – сразу же запричитал он, падая на колени. – Помилуйте! Я человек подневольный, по приказу действовал!

– Как вас зовут, подневольный?

– Иннокентий, ваше сиятельство.

– Вот что, Иннокентий, – я сложил пальцы шпилем. – Вы отнюдь не милосердно помогали расхищать «Красноярский извоз». С чего бы мне проявлять милость к вам?

– По приказу действовал! Не моя это идея!

– Убегая, вы хотели забрать документы, – я вытянул руку, и Богдан подал мне портфель. – Что здесь?

– Бухгалтерия, ваше сиятельство, – обречённо пробормотал Иннокентий. – Счета, договоры купли-продажи… Настоящие бумаги и… подложные.

– Полагаю, эти документы послужат отличным доказательством в суде, – я похлопал по кожаному боку портфеля. – Ваш личный?

– Мой…

– Недешёвая вещица. И пенсне у вас позолоченное. Пиджак, я вижу, новый. Полагаю, что вы решили урвать свой кусок, не правда ли? Часть из этих документов подложные не только для Чернобуровых и государевых чиновников, но и для барона, – я опять похлопал по портфелю. – Не так ли?

Кажется, я попал в самую точку. Если до этого Иннокентий дрожал и боязливо косился по сторонам, то теперь оцепенел и как будто перестал дышать. Даже не дёрнулся, когда один из моих охранников приблизился и щёлкнул здоровенным болторезом рядом с его лицом.

– Вам придётся всё вернуть, – сказал я, вытаскивая револьвер. – Есть несколько вариантов. Первый: мы можем изучить бумаги и выяснить, сколько вы украли. Этот вариант слишком сложный, и я предпочитаю второй: просто забрать у вас всё, что есть, включая жизнь, – я взвёл курок, и управляющий сжался. – Но существует третий вариант: вы сами признаётесь, сколько взяли, добавите к этому за оскорбление и тогда сможете остаться в живых. Я даже не отправлю вас в тюрьму. Устраивает?