- Что? – едва успеваю произнести я, но жёлтое платье и жёлтые футболка с шортиками уже затерялись среди толпы.

- Определённо не твой день, - философски замечает Алик и поправляет платье.

Потом понимает, что на нас уставились все посетительницы, чертыхается, хватает меня за руку и утягивает из бутика.

- Милый, нам пора, - говорит одними губами. – Мне срочно нужно виски для излечения душевных травм.

***

Виски Алик умеет выбирать.

Уже второй час мы сидим в его захламлённой квартире, потягиваем янтарный «Jameson» и говорим о всякой ерунде. Благородный напиток отличается от резкой палёной гадости тем же, чем достойная женщина - от шалавы. Пользы от второй ноль, но запомнишь надолго. И не в лучшем свете.

Алик, едва переступив порог дома, с радостью стащил с себя бабские шмотки и закинул их в дальний угол. После этого соскреб с лица косметику и снова превратился в не особо симпатичного, но при этом обаятельного балбеса, который всегда готов творить разную хрень.

- Фотки отослал? – интересуется он первым делом. – Пусть эта сволочь потом не зубоскалит, что Алик Багровский не выполняет условия!

- Выполняет-выполняет, - хмыкаю я, отправляя «компромат» на друга, и почти сразу получаю вопли клиента и примерные описания того, что бы он сделал с такой роскошной тёлочкой.

Показываю Алику, тот читает, хмурится, а потом начинает орать благим матом.

Итак, миссия выполнена.

Спустя пару часов ничего не остается от былого возмущения. Виски в крови придает вечеру томности, а разговорам - желание нести всякую псевдофилософскую чушь. А ещё просто смотреть в окно и думать обо всём на свете. Пусть здесь вид на обычный двор, где бегают и кричат дети, сплетничают старушки и лают собаки, меня это не отталкивает.

Двор и двор. Почему он должен быть другим? Раньше ведь и у меня было так же. Это последние семь лет я хожу по мостам, ловлю своё отражение в каналах, вдыхаю сырой и сладкий воздух, смотрю на яркие тюльпаны и… не ощущаю себя чужим. Порой приходит странное ощущение: моё место в Амстердаме, в Нью-Йорке, в Москве, в Минске… Где угодно, в общем-то. Везде я чувствую себя спокойно и правильно. Не пугает лабиринт чужих улиц, взглядов и говора на непонятном языке. Хотя чего уж там, четыре языка я прекрасно знаю. Это, конечно, облегчает жизнь.

- Вот, нашёл, - неожиданно говорит Алик и показывает на монитор ноутбука рукой со стаканом виски. – Кажется, твоя Тая имела в виду эту дрянь.

- Она не моя, - возражаю я, но при этом не могу не отметить, что внутри всё почему-то начинает протестовать при словах: «Не моя».

Хм. Хорошее начало. Попробовать приглядеться к писательнице, что ли?

И сам едва не начинаю хохотать при этой мысли. Это, наверно, всё виски. Что за дьявол? Тая Грот совершенно не в моём вкусе. Именно такие – мне не нравятся.

Но где-то в глубине души я прекрасно понимаю, что повелся не на высокую грудь и тонкую талию, а на совершенно неудобоваримый характер и бесстрашие, которому могут позавидовать иные мужчины.

Но тут же будто искрой вспыхивает озарение: нет, не бесстрашие. Я своими глазами видел её реакцию, когда Тая узнала, что сестра в больнице. Писательница умеет бояться, она не откидывает страх, заслоняясь глупостью и бесшабашностью. Но при этом умеет побороть этот страх, переступить через него, чтобы помочь другому.

- Если бы ты сейчас посмотрел на своё лицо, - говорит Алик, - то не удивился бы, почему я хочу вылить на тебя воду из зелёной миски в ванной.

- Это в которой замочены твои носки? – на всякий случай уточняю я, зная своеобразное чувство юмора друга.