Когда она ушла, Макфейл положил свой багаж на пружинную односпальную кровать. Рядом стоял небольшой письменный стол и стул. Он взял стул, поставил его перед окном и сел. Отодвинул в сторону маленького стеклянного клоуна и положил подбородок на подоконник. Теперь ничто не заслоняло обзор. Он сидел так, мечтательно глядя на школьную площадку, пока миссис Маккензи не позвала его в гостиную пить чай.

– С лимонным кексом.

Эндрю Макфейл вздохнул и встал. Ему не хотелось чая, но он подумал, что можно взять его к себе в комнату и выпить позже, если возникнет желание. Он устал – устал как собака, но он был дома, и что-то подсказывало ему, что сегодня он будет спать мертвецким сном.

– Иду, миссис Маккензи, – отозвался он, отрывая взгляд от школы.

Утром в понедельник полицейское отделение на Сент-Леонардс полнилось слухами, что инспектор Джон Ребус пребывает в еще более отвратительном настроении, чем обычно. Некоторые отказывались в это поверить и чуть ли не готовы были приблизиться к Ребусу, чтобы лично убедиться в этом… чуть ли.

У других не было выбора.

Глядя на сержанта Брайана Холмса и констебля Шивон Кларк, сидевших с Ребусом в их общем отсеке отдела уголовного розыска, можно было подумать, что у них под задницей сваренные всмятку яйца.

– Итак, что у нас с Рори Кинтаулом? – спросил Ребус.

– Он в больнице, сэр, – ответила Шивон Кларк.

Ребус нетерпеливо кивнул. Он ждал, когда она сделает промашку. И не потому, что Шивон была англичанкой и выпускницей университета, и даже не потому, что у нее богатенькие родители, которые купили ей квартиру в Новом городе. И даже не потому, что она женщина. Просто такая у Ребуса была манера работать с молодежью.

– И по-прежнему отказывается говорить, – прибавил Холмс. – Он молчит о том, что случилось, и явно не собирается предъявлять кому-то иск.

Вид у Брайана Холмса был усталый. Ребус заметил это краем глаза. Он не хотел встречаться с Холмсом взглядом, не хотел, чтобы Холмс понял, что у них есть кое-что общее.

Их обоих выставили из дому.

С Холмсом это произошло немногим более месяца назад. Уже потом, обосновавшись у своей тетушки в Барнтоне, Холмс объяснил, что всему виной дети. Он не понимал, насколько Нелл хочет родить ребенка, и принялся отпускать шуточки на эту тему. И в один прекрасный день она взорвалась – это надо было видеть – и вышвырнула его на глазах у всех соседок по их шахтерской деревеньке к югу от Эдинбурга. Соседки, естественно, ликовали, видя, как Холмс спасается бегством.

Теперь он работал еще усерднее, чем прежде. (Работа тоже нередко становилась причиной стычек Холмса и Нелл: у нее был нормированный рабочий день, а у него категорически нет.) Он напоминал Ребусу драную и выцветшую пару рабочих джинсов, чей срок службы, считай, уже вышел.

– Что ты предлагаешь? – спросил Ребус.

– Я предлагаю закрыть это дело, сэр, при всем моем уважении.

– «При всем моем уважении», Брайан? Именно так говорят, когда подразумевают «идиот ты безмозглый».

Ребус по-прежнему старался не смотреть на Холмса, но заметил, что тот покраснел. Кларк разглядывала свои колени.

– Слушай, – сказал Ребус, – этот тип тащился две сотни ярдов с двухдюймовой дыркой в животе. Почему? – Ответа не последовало. – Почему… – не отступал Ребус, – почему он прошел мимо десятка магазинов, пока не дотащился до своего двоюродного брата?

– Может быть, он хотел дойти до врача, но потерял силы, – предположила Кларк.

– Может быть, – пренебрежительно обронил Ребус. – Но любопытно, что пришел он к брату.

– Думаете, это как-то связано с его братом, сэр?