Стала думать, как их снять. Балкона дурацкого не было, да и банально было бы, у всех одна ассоциация на тему Ромео и Джульетты: «Меня перенесла сюда любовь, Ее не останавливают стены, В нужде она решается на все. И потому – что мне твои родные?»

Поэтому детей я сразу уложила. Красивые такие, молодые, лежат на шелках и думают о Шекспире. Тут, конечно, хорошо бы маме с иконкой войти, но нет, сдержалась я, пошла фотографировать. В общем, мой подбор актеров на эту роль я скромно считаю лучшим из всех всемирно возможных вариантов!

Старшего тоже сфотографировала. Он организовал рок-группу, пели, выступали по долам и весям, получили на каком-то из эмтивишных праздников приз «Открытие года», вторую премию на фестивале «Пять звезд», в общем, показали себя во всей красе!

Мой Леша – крайний справа

Вот и решила я тогда снять Лешку со товарищи, чтоб всем вместе в одной картине, что-нибудь эдакое необычное, но такие картины искать довольно сложно, надо ведь, чтобы совпадало по количеству народа, сколько мальчиков и девочек. Много коллективных портретов было написано по библейским сюжетам, но за такие темы я с самого начала решила не браться. А так больше всего групповых портретов сделано голландцами, скажем, Пикеноем или Флинком, без особого сюжета, просто много народа, почти все в одинаковых позах, черные одежды, накрахмаленные белые воротники, береты – мы так в школе на выпускной фотографировались, чем-то очень похоже, и выражение лиц у нас у всех такое же испуганно-ошарашенное, видимо, в этот момент на нас шипела классная. В общем, такие портреты с большим количеством людей были тогда как доска почета – вешались в общественном месте, на виду и часто достигали очень большого размера, чтобы и стену закрыть, и значимость гильдии показать. Каждый из участников сам оплачивал свой портрет, и бои, конечно, шли нешуточные, кто, как и в каком ряду будет изображен, в три четверти сядет или в фас, видны будут руки или нет. Но для моей работы такие статичные портреты совсем не подходили, я искала сюжеты.

Нравился мне «Ночной дозор» Рембрандта, скажем. Хотя изначально он назывался совсем по-другому – «Выступление стрелковой роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Рейтенбюрга», скучно и длинно.

«Ночным дозором» назвали потом, спустя два века, когда остался виден один только капитан, а вся его рота еле угадывалась в ночи. Стояла я около нее долго, рассматривала, отходила, приближалась, шла в другие залы амстердамского музея и снова возвращалась к ней. Картина-прорыв, новаторский групповой портрет, который категорически не был принят заказчиками – гильдией стрелков, а если проще – отрядом народной милиции, на нем изображенным.

Почему?

Потому что это было непривычно, не чинно-мирно, как в мужском скучном хоре – кто сидит, а кто сзади нависает, бессмысленно глядя перед собой, а кусочек жизни, сценка – выход стрелков из маленького дворика на площадь, даже слышно, как они шумят и переговариваются! Хотя тоже групповой портрет, но живой, сюжетный, не застывший, мимо него так просто не пройдешь. Провисел он потом сто лет в большой темной зале этой самой гильдии стрелков, впитал в себя время пополам с гарью и копотью, а как же – постоянно тлеющие в камине угли, чад от жирных свечей и масляные факелы – вот все тогдашнее освещение. И уже даже забыто было, кто этот «Ночной дозор» написал, это стало просто украшением комнаты, одной из ее стен. Потом, еще через пару десятков лет, полотно потемнело совершенно и фигуры стрелков «Ночного дозора» стали растворяться в ночи так, что лиц уже нельзя было различить, и только тогда картину отдали на реставрацию простому амстердамскому художнику ван Дейку. Он-то и расчистил и имя автора на полотне, и переместил дозор из ночи в день, сняв сажу, и насытил амстердамский дворик солнечными рембрандтовскими лучами.