По счастливой случайности, душевая оказалась незанятой, и Канашенков, быстро сполоснувшись, вернулся в комнату.

Часы показывали полвосьмого утра, календарь, ярко отсвечивая, во весь голос вопил, что на дворе пятница и что любимый день всего рабочего люда вступил в свои права. До начала рабочего дня оставался еще час, и юноша столкнулся с нелегкой проблемой, решая, что же ему надеть. Форменная одежда изрядно помялась и пропахла потом, запасные брюки, извлеченные из чемодана, от долгого пребывания в узилище напоминали лесенку-стремянку, рубашки, не иначе как в знак солидарности, обзавелись таким же узором. Страдая от отсутствия утюга, словно от зубной боли, Мишка натянул на себя джинсы и черную футболку, на груди которой алел портрет Че Гевары. Оглядев себя в зеркале, он обнаружил там не бравого лейтенанта, а, скорее, студента, критически усмехнулся и отправился на первый этаж. Вывеска «Закрыто» на дверях столовой, казалось, прикипела к двери навечно.

– Анфиса Петровна! – голос Мишки был пропитан возмущением: – Наша столовая вообще работает когда-нибудь?

– Так она и сейчас работает, – не отрывая глаз от вязания, ответила вахтерша. – А на табличку ты внимания не обращай. Когда ремонт в столовой делали, так ее гномы прибили, чтобы им не мешали. Теперь отодрать никто не может.

Мишка, обрадованный подобной новостью, повернул к столовой. Призрак голодной смерти, радостно скалившийся за его спиной вплоть до того момента, пока Марина не накормила его домашней снедью, издал обиженный рев и скрылся за горизонтом. Однако молодой растущий организм требовал пищи, и Канашенков нырнул в дверь столовой. Спустя полчаса, помахивая пакетом, битком набитым сдобными вкусностями, приобретенными в этом заведении общепита, Мишка вошел в здание следствия. Поднимаясь по лестнице, он благожелательно улыбался каждому встречному. Сытость придала ему сил и наделила хорошим расположением духа. Жизнь явно удалась. На лестничной площадке второго этажа он нос к носу столкнулся с Регинлейв Гримсдоттировной. Гномиха указательным пальцем пришпилила его к стене, как гвоздем-соткой, и внимательно осмотрела сверху донизу, точно долгожданную улику.

– Стоять прямо и молча. Так-так. Вид – помятый, невыспавшийся. На морде лица – блуждающая, самодовольная улыбка, по типу близкая к загадочной… Резюме: самец-соблазнитель, тип – мачо, одна штука. Ночь провел не один и очень бурно, – вынесла свой вердикт Регинлейв Гримсдоттировна. – Это кто же у нас такая шустрая и без инстинкта самосохранения? В глаза смотреть!

Не желая объяснять, что причинами его внешней помятости и недосыпа являются вовсе не страстные объятия роковой красотки, а всего лишь маленький диванчик, выделенный ему для отдыха гостеприимной Мариной, и краткость сна. Мишка скромно пожал плечами и проскользнул к своему кабинету.

Витиша в кабинете то ли еще, то ли уже не было. На краю того стола, где с важностью монумента высился «Ундервуд», сидел, задумчиво и размеренно покачивая ногой, незнакомый парень лет тридцати на вид. Ростом он был чуть повыше Мишки, но из-за того, что сутулился, насколько выше, сказать было затруднительно. Его коренастая фигура была обтянута стильным костюмом серого цвета, едва не трескавшимся по швам на широких плечах. Парень повернул в сторону посетителя узкое, почти треугольное лицо. Покатый лоб, на который спадал идеально зачесанный пробор пепельно-серых волос, настороженный взгляд темно-коричневых глаз, жесткая щеточка узких усов под длинным носом да белый оскал ровных зубов придавали лицу парня выражение, схожее с мордой овчарки, застывшей на боевом посту.