…После недолгих сборов, а какие еще могут быть сборы у свежеиспеченного лейтенанта, все имущество которого помещается в одном стареньком чемодане, пусть даже он (подарок бабушки, можно сказать, овеянная легендами семейная реликвия) и чрезвычайно вместителен? Быстро упаковав свое добро, Канашенков тепло распрощался с еще не получившими назначения приятелями и отправился на вокзал. К его радости, билеты на ближайший поезд еще оставались. Мишка, внутренне содрогаясь от ожидания обычной, чуть презрительной усмешки кассирши, дрожащей рукой просунул в окошко кассы свое милицейское проездное предписание. Однако вопреки его опасениям кассирша, мило улыбнувшись, произвела невидимые ему манипуляции, и через несколько минут он стал счастливым обладателем билета в купейный вагон.

Состав встретил Канашенкова зеленым блеском новеньких вагонов, с любопытством подмигивающих пассажирам сияющими глазами чисто вымытых окон. Приветливая, молодящаяся проводница окинула лейтенанта оценивающим, масленым взглядом, после чего с фальшивым сожалением посетовала, что вагон полупустой и до станции назначения он будет в купе один. Назвав ему номер места, она плотоядно облизнула губы и о чем-то задумалась, глядя куда-то в область Мишкиной талии.

Последующие несколько часов запомнились ему только плавным покачиванием и мерным перестуком вагонных колес, под которые так приятно дремать. Возможно, он бы проспал всю дорогу, если бы не чей-то испуганный писк в коридоре вагона, заглушаемый полупьяным ревом. Недовольно поморщившись, Канашенков встал с вагонной койки и рывком отодвинул дверь. Напротив его купе, над тщедушного вида мужичком в помятом пиджаке, поблескивая на солнце выбритой башкой и отравляя атмосферу перегаром, навис громила в спортивном костюме.

– А-а-атставить! – заорал Мишка, пытаясь воспроизвести интонации ротного старшины. – Гражданин! Предъявите ваши документы!

Услышав его вопль, браток испуганно вздрогнул и как-то очень медленно развернулся в его сторону. Увидев, что крикун особой опасности не представляет, качок злорадно осклабился и занес над Мишкиной головой пудовый кулак. Внезапно поезд сильно качнуло на стыке рельсов, и Канашенков, не сумев удержаться на ногах, неожиданно для себя самого, да и для нападавшего тоже, полетел в сторону бандита, врезавшись лбом в его подбородок. Лейтенант еще успел увидеть собирающиеся в кучку ошалелые от неожиданности глаза на изумленной морде оседающего братка, как вдруг что-то с грохотом свалилось ему на затылок. Потом в голове раздался взрыв, в глаза ударил сноп искр, уходящий куда-то в темноту, и он потерял сознание.

Возвращение в реальный мир было, мягко говоря, болезненным. Голова трещала, все тело ныло, открывать глаза не хотелось категорически. С трудом заставив себя разлепить веки, Мишка пару минут не мог сообразить, почему койка раскачивается на уровне его глаз, и каким образом он умудрился зависнуть в воздухе и, только ударившись виском об угол вагонного столика, сообразил, что сидит на полу.

Потирая ушибленную голову, Канашенков долго не мог припомнить, что же или кто отправил его в нокаут. То, что бандюк ударить его не успел, он помнил точно, но если не он, тогда кто? Он обвел не желающим фокусироваться взглядом все вокруг: дверь закрыта, посторонних нет. Лишь чемодан, вальяжно раскинувшийся на полу, поблескивая никелем замков, словно язвительной ухмылкой, намекал, кому же хозяин обязан нежданным беспамятством.

Словно Мюнхгаузен, вытаскивающий себя из болота, Мишка с неимоверными усилиями поднялся. Кряхтя и постанывая, занес он ногу, чтобы пинком загнать чемодан-предатель под полку, когда луч солнца, скользнувший по замкам, исправил тому злорадную усмешку на тоскливую мину.