– И где, по легенде, Иосиф Аримафейский спрятал Святую чашу.

Глэдис отказывалась отвечать.

– Легенда, как обычно, ошибочна.

– Ошибочна? – Глэдис повернулась, горько разочарованная.

– Чаша не зарыта, она движется.

– Движется? – У Глэдис застучало в голове, теперь она надеялась, что сестра Элизабет еще задержится. Ей нужно знать больше. – Куда движется?

– За пределы нашего земного царства. Все эти расспросы и раскопки напрасны, таким способом чашу не найти, и уж определенно это не сделает мужчина. Ее может вернуть к нам только редкая и благословенная женщина, как ты.

Глэдис понимала, что ей бросили приманку, но схватила ее. Она не могла удержаться. Быть редкой и благословенной…

Сестра Уэнна усмехнулась.

– Редкая и благословенная женщина соединится со своим защитником, – сказала она.

– И если чаша придет? – почти шепотом спросила Глэдис. – Что тогда?

– Зло будет побеждено, воцарится мир. По крайней мере на время человечество успокоится.

– Мир, – эхом повторила Глэдис, потом реальность обрушилась на нее. – Он и правда желанен, но я не такая чудотворица, сестра. Я добросовестная и работящая, но даже тогда ум мой блуждает.

– Конечно, блуждает! Ты, должно быть, годами чувствуешь призыв.

Годами? Да, возможно, это правда, но с недавних пор этот призыв стал все настойчивее и тревожит все больше.

– Если я могу помочь принести мир, почему вы не пришли ко мне раньше? Война терзает Англию всю мою жизнь.

– Древние знания были потеряны или запутаны. Когда пришли норманны, те, кто избран вести нас, становились слабыми и нерешительными. Семьи рода больше не следовали пути, и чистые седьмые дети редки. Это просто случайность, что тебя оберегали. Твоя семья погрязла в невежестве, которое оказалось благословенным. Если бы они помнили правду, они могли бы задушить тебя при рождении.

Глэдис недоверчиво выдохнула, но сестра Уэнна сказала:

– Брескары из тех, кто считает войну удачной возможностью, а не проклятием, но, по счастью, они видели преимущество в традиции отдавать седьмого ребенка церкви. Ты родилась, когда разразилась война, и у них не было необходимости в еще одной дочери, так почему нет? Возможно, твои молитвы приведут их на сторону победителей.

Глэдис хотела возразить против такой характеристики ее семьи, но не смогла.

– Они никогда не просили меня молиться за мир, – призналась она. – Только за победу над врагом или за погибших и покалеченных.

– Но ты тем не менее молилась за мир.

– Всегда.

Сестра Уэнна кивнула:

– Как я сказала, седьмых детей не оберегали, так что мало кто подходит, и было необходимо ждать, пока ты достигнешь женской зрелости.

– Я достигла ее три года назад, – сказала Глэдис. – Почему меня не призвали тогда?

Взгляд запавших глаз старой монахини дрогнул.

– Были причины, – пробормотала она.

Прежде чем Глэдис успела спросить о них, сестра Уэнна сказала:

– Но теперь я решила, что время колебаний прошло. – Она выпрямилась больше, чем на вид было возможно, и протянула руку. – Я пришла сюда, Глэдис де Брескар, чтобы призвать тебя. Победишь, и воцарится мир. Проиграешь, и эта земля, а возможно, и весь мир, будет осуждена на горькую печаль.

– В чем проиграю? – вздрогнула Глэдис.

– В поисках Святой чаши.

– Но я не знаю, где она!

– Тебе только нужно следовать за вороном и золотой тропой.

Глэдис прижала руку к гудящей голове. Возможно, все это очередная греза.

– Я не могу уйти. Вы это знаете. Это не позволят.

– У тебя не будет трудностей, – сказала сестра Уэнна, снова согбенная и прозаичная. – Роузуэлл хорошо послужил своей цели, но это время кончилось.