Эта поправка к закону о бедных, которая, как иногда говорят, должна представлять собой «основную заслугу» реформистского кабинета, указывает, как можно подумать, скорее на дефицит всяких заслуг. Для того чтобы сказать беднякам: «Вы будете есть хлеб скорби и пить воду скорби и будете несчастны, пока живы», – нужно не столько прикладывать риторические умения, сколько обладать крепким желудком. Если бедняков сделать несчастными, их станет меньше. Это секрет, известный каждому крысолову: отмени социальные гарантии, донимай постоянным мяуканьем, напугай, и, попавшись в ловушки, твои «рабочие на пособиях» исчезнут и перестанут существовать для правящих кругов. Получится быстрее, чем при использовании мышьяка, может, даже гуманнее. От крыс и бедняков можно избавиться; гуманность оказалась формой старой доброй мясорубки, способной перемалывать с любой скоростью, и для ее обретения не нужен был никакой призрак чартизма или реформистское министерство. Более того, когда слышишь о «полном использовании всей имеющейся рабочей силы» этим новым институтом скорби – о труде, который хочет быть использован, но не сможет найти себе хозяина, не остается ничего, кроме как открыть рот. То, что страдающий и незанятый труд в результате должен «исчезнуть», – довольно естественно; с глаз долой – но не из бытия же? То, что нам известно наверняка, это то, что «ставки сокращены», ибо на них не прожить; что статистические данные еще не зафиксировали большого роста голодных смертей; это нам известно, но в конце концов ничего кроме этого. Если это и есть «полное использование всей имеющийся рабочей силы», тогда оно вполне реально.

На самом деле думать, будто бедняки и неудачливые люди есть лишь помеха, которую нужно стереть или уменьшить, а по возможности и избавиться, вымести с глаз долой, не очень-то хорошо. Соотношение хороших и плохих достижений в этой запутанной мировой схватке, где, как всегда считалось, председательствует слепая богиня, на самом деле является работой зрячего бога или богини и требует только одного – невмешательства: какое героическое усилие или гениальное вдохновение было необходимо для того, чтобы научить этой истине хоть кого-нибудь? Застегнуть карманы и встать по стойке смирно – это ведь несложное предписание. Laissez-faire, laissez-passer!14 Разве то, что происходит, должно происходить: «вдова, рвущая крапиву, чтобы накормить ею своих детей, и надушенный сеньор, изыскано бездельничающий у oeil-de-boeuf15, владеющий алхимией, с помощью которой он заберет у вдовы треть ее крапивы и назовет это законной рентой»? То, что написано и принято, разве не написано черным по белому, разве не видно своим творцам? Справедливость есть справедливость; но всякая юридическая бумажка носит природу Таргума16 или является священной. Короче, наш мир требует только одного – чтобы его оставили в покое. Только борьба, безумная мировая борьба между папскими тиарами, королевскими мантиями и нищенскими кафтанами, рыцарскими лентами и плебейскими висельными веревками, где Павла вздернут, а цезарь Нерон будет, посиживая, играть на скрипке; вот это здорово, вот это должно продолжаться; и кто бы ни упал, тот должен лежать и быть растоптан: подобный фундамент должен быть главным социальным принципом, если таковой вообще имеется в поправке к закону о бедных, которая должна иметь достоинство смело отстаивать его супротив всего остального. Вот главный социальный принцип, в который, к примеру, автор этой работы не будет верить, несмотря ни на что, но всем и всегда будет твердить, что он ложен, еретичен и заслуживает порицания больше всего на свете!