До хруста он сжимает руки в кулаки. На его щеках проявляются желваки, которые еще сильнее выделяют скулы и придают незнакомцу слишком опасный облик. Беспощадный. Жестокий. Злой.

— Я почти поверил тебе.

Его движения отточенные и практически бесшумные. Мужчина больно хватает меня за талию, нагибается и перекидывает моё тело через плечо. Я барахтаюсь, как кукла, и недовольно шиплю, внезапно забывая о страхе:

— Что сейчас я сказала не так?!

— Только Моника боялась темноты. Твои попытки скопировать её поведение до омерзения глупы, — ногой распахивает дверь и выносит меня из комнаты.

Мы оказываемся в узком коридоре. Я пытаюсь повернуться и увидеть код, который мужчина вводит в электронную панель, но он специально встает таким образом, чтобы я не посмела увидеть ни одной цифры.

— Может, ты хотя бы скажешь своё имя?

Его губы растягиваются в насмешке.

— Ты его вспомнишь. Обязательно вспомнишь.

Я замечаю огромные деревья за окном. Стеклянные окна от пола до потолка позволяют хорошо увидеть улицу, и от представшей передо мной картины я снова начинаю мелко дрожать.

С опаской спрашиваю:

— Мы что, посреди глухого леса?

— Я хорошо позаботился о том, чтобы ты никуда не делась.

Настроение мужчины меняется за считанные минуты. В одно мгновение он пронизывает меня темным, недовольным взглядом, а в другое — глаза незнакомца светлеют, и на его губах появляется нерешительная улыбка.

Возможно, он сам с трудом напоминает себе о том, что я — Амелия, а не Моника. Только мама безошибочно различала нас, и эта мысль почему-то не даёт мне покоя.

Я потеряла все свои воспоминания, но каким-то шестым чувством могла определить некие моменты, до боли привычные и оттого слишком болезненные.

Мужчина аккуратно сажает меня на стул, что совершенно не вяжется с его злым настроем, и пододвигает ко мне тарелку. Я принюхиваюсь, чувствуя, как остро бурлит в животе от голода, и хрипло говорю:

— Я же не ем мясо, — мой голос резко ломается, стоит мне встретиться с незнакомцем взглядами. Я слышу хруст его пальцев и с огромным усилием заставляю себя сидеть на месте.

Его дыхание сбивается. Нарочитое спокойствие с тихим нажимом трескается, и я не успеваю заметить, как вдруг он резко приближается ко мне.

Накручивает волосы на кулак и шипит мне прямо в губы:

— Ешь то, что я положил. Еще одно слово, и ты пожалеешь о том, что выжила в тот день.

На лбу мужчины проступает едва заметный пот. Он медленно отстраняется, когда я неумело беру вилку. Связанные ладони с трудом удерживают столовый прибор, и я срываюсь, чувствуя глухое раздражение:

— Как я буду есть? Развяжи мои руки.

— Только без глупостей, — достает из полки маленький ножик и неуловимым рывком рвёт прочную веревку. Двигается пугающе быстро, как-то даже слишком механически, словно бездушный робот.

Я разминаю затекшие кисти и тянусь к тарелке. Меня мутит от вида жареного мяса, и первым делом я накалываю на вилку тушеные овощи, понимая, что силы мне еще потребуются. Кто знает, когда этот тиран захочет накормить меня в следующий раз.

Нужно быть готовой ко всему.

Я резко замираю, когда мужчина неожиданно садится напротив меня и жадно смотрит на мой рот. Горький комок встает в горле, и, чтобы как-то сгладить возникшую неловкость, я неуверенно спрашиваю:

— Как долго ты планируешь держать меня здесь?

— Если не заткнешься, я заклею тебе рот, — в его голосе появляются низкие, практически рычащие нотки.

Несколько минут мы сидим в тишине, затем он вдруг срывается с места и берет пульт, включая телевизор. Огромный экран резко загорается, и я вздрагиваю, отчаянно ища средство для самозащиты. Вижу лишь маленький ножик, которым мужчина освободил мои руки, и обычные столовые приборы.