- Живот до сих пор болит, что ли?

- Болит, - отвечаю равнодушно.

- Может, таблетку какую дать?

- Не надо.

- Ладно тебе, Любань, - слышу, как мама подходит ближе, шаркая тапками по паркету. - Ну что тебя так заклинило? Ну ненадежный этот твой Леша. Вон вторую неделю не появляется. Может, прибили уже его, а ты все страдаешь. Или просто решил не возвращаться.

Я слушаю все это, сцепив зубы. Хочется наорать на маму, выгнать из комнаты. Но нельзя, поэтому слушаю, в который раз умирая внутри.

- Ну мне пора. Надо пойти на рынок, а потом на вечернюю дойку на молокозавод. Ты, Люб, поешь. Я там твои любимые оладушки пожарила.

- Спасибо, - шепчу, чтобы не разрыдаться вслух.

Оладушки теперь будут у меня ассоциироваться исключительно с болью и страданиями.

Мама уходит, а я наконец даю волю слезам. Рыдаю уже второй день. Все лицо опухло, в носу печет, искусанные губы потрескались. А Леши все нет. Я всеми силами сопротивляюсь, чтобы не признавать мамину правоту, но игнорировать тот факт, что мой парень пропал, тоже не могу. Хоть бы позвонил. В столице наверняка тоже есть телефонные автоматы. Да и на работе точно есть хотя бы один телефон.

В дверь звонят. Я хочу проигнорировать, но трель не прекращается. Кто-то очень настойчиво давит на кнопку, так что мне приходится встать с дивана. Завернувшись в мамин байковый халат, плетусь в прихожую. В зеркало даже не заглядываю, и так знаю, что страшная. Бледная, растрепанная, зареванная. Не глядя в глазок, открываю дверь и шумно выдыхаю:

- Леша.

Бросаюсь к нему на шею, он тут же обнимает меня за талию и затаскивает в квартиру, закрывая дверь.

- Люб, ты чего? Да погоди! Что с лицом? - он отрывает от себя мои руки и, взяв лицо в ладони, внимательно осматривает. - Случилось чего? С мамкой что-то?

- Нет, - качаю головой. - Ле-е-еша, - начинаю реветь, снова повиснув у него на шее.

Слышу, как на тумбочку опускается шуршащий пакет, потом Леша сбрасывает свои кроссовки и идет вместе со мной в гостиную. Садится на диван и усаживает меня к себе на колени. Гладит меня по спине и волосам, ждет, пока пройдет моя истерика. А, когда я немного успокаиваюсь, осознаю, что вот он - Леша. Что никуда не делся, и мы могли бы быть счастливы, если бы… Если бы я не совершила ужасную ошибку! Тогда я снова начинаю рыдать, захлебываясь своим горем.

- Пиздец какой-то. Люб, умер кто-то? - пытает он меня. - Мамка?

- Не-е-ет, - тяну я. - Да-а-а. Я его убила.

- Ого. Кого убила?

- Ребенка-а-а.

- Какого ребенка, Люб? - взяв за плечи, встряхивает меня Леша, и я смотрю в его бездонные глаза. - Ну? Расскажи нормально. Ты убила кого-то?

- Нашего ребенка, - тяну, продолжая подвывать.

- Да что ж такое! - сердится он. Пересаживает меня на диван, а сам вскакивает и нервно меряет шагами комнату. - Объясни нормально! Какого ребенка ты там убила?!

- Нашего, - отвечаю, утирая слезы, но все бесполезно, новые горячие дорожки покрывают мои щеки. - Я была беременна.

Поднимаю взгляд, а Леша замирает посреди комнаты.

- Когда? - слегка севшим голосом спрашивает он.

- Выяснилось, пока тебя не было.

- Так. Дальше.

- А дальше мама повела меня к врачу. Осмотрели. А потом… - я опять захожусь рыданиями, но быстро успокаиваюсь. - Потом мама отвела на аборт.

- Ты… избавилась от нашего ребенка? - вкрадчивым голосом спрашивает Леша, а я молча киваю. - Как?! - ревет он. - Люба, как ты могла так поступить?!

- Ты… хотел этого ребенка? - всхлипываю я, а потом вскакиваю с дивана. - Тогда почему пропал?! Ты сказал, что уехал всего на два дня, а не было тебя все десять! И даже не позвонил! Я не знала, что с тобой!