Ладно, не хочет — не надо. Не бегать ведь мне за ней в самом деле.

Однако из головы никак не идут ее большие серо-голубые глаза и пухлые манящие губы. И нежный голос. И тонкая талия. И улыбка.

Черт. Я откладываю в сторону ручку, которой незаметно для себя ритмично стучу по столу.

Так, хватит, Тимур. Оставь девушку в покое. Насильно мил не будешь.

Но интуиция тут как тут, сигнализирует: что-то упускаю.

Что именно?

Может, я неправильно ее понял? Что, если у нее была серьезная причина отказаться?

Она ведь сообщила, что торопится. Вдруг у нее, и правда, какие-то проблемы? Куда она постоянно так торопится? Не девушка, а сплошная загадка.

И почему промолчала? Сказала бы хоть пару слов.

Хотя… это могло быть что-то личное, то, чем не станешь делиться с едва знакомым мужчиной.

Еще некоторое время я кручу в голове нашу беседу у кондитерской и впервые за долгое время решаю поступиться собственными принципами — уж слишком Аня мне понравилась. Я приглашу ее еще раз.

Так, сегодня понедельник, рабочий день. Наверняка она в кондитерской.

Отлично. Тянуть резину я не стану, встречу ее у выхода в конце дня.

18. Глава 18. Тебе помочь?

Аня

Я готова к разговору с Давидом.

По крайней мере именно так думала утром.

Но вот рабочий день заканчивается, и я нервничаю все больше. Пульс учащенный, в горле ком, и я постоянно прокашливаюсь. Губы и те сохнут, причем до такой степени, что появились трещинки. Они болят, и я периодически мажу их гигиенической помадой. Жаль, не изобрели такую для раненого сердца. Намазал, и боль прошла.

Что мне скажет Давид в этот раз? Я понятия не имею, и это незнание сдавливает грудную клетку, мешает дышать полной грудью.

Однако если я что и поняла из нашего прошлого разговора с ним, так это то, что он ничего не осознал. По-прежнему не считает свои измены событием, из-за которого стоит разводиться.

Зато я считаю. Да, есть женщины, которые находят в себе силы простить, забыть и жить дальше с мужем, словно ничего и не было. Никогда не упоминать измену в беседах, во время ссор и так далее. Но я не из них.

Я знаю себя, чувствую, что она, измена Давида, всегда будет со мной. Бродить незримой тенью, куда бы я ни пошла. Я в ванну — и она со мной. Я в кровать — она на соседней подушке, лежит и ехидно скалится, желая «спокойных» снов. Я на кухню — и здесь она, примостилась на краешке стула. В конечном счете, какие ингредиенты ни возьми, рано или поздно мы с ней вместе приготовим лишь одно блюдо — развод.

Раз так, зачем тянуть? Чтобы довести себя до ручки? Нет в этом смысла.

Сколько об этом ни думаю, каждый раз прихожу к одному и тому же выводу: не смогу жить с Давидом, простить его.

Простить можно ошибку. Измена же, тем более которая случилась не один раз, это не ошибка, а предательство. Осознанный выбор человека. И Давид сделал свой: поставил на чашу весов семью и интрижки. Он даже ошибкой это не посчитал, не то что предательством.

О чем тогда разговаривать? Так, лишь воздух сотрясать. Но пройти через это в любом случае придется. Надеюсь только, он не станет меня мучить, в конце концов отпустит, поймет мои мотивы.

Я тяжело вздыхаю и бросаю взгляд на часы. Пора выходить.

Давид не сказал, во сколько приедет. Наверное, будет ждать у дома, ведь в курсе, где живу. Или встретит у кондитерской? Сдается мне, он уже знает, где именно я работаю.

Я беру свои вещи, иду к выходу на ватных ногах и уже в дверях слышу звук сообщения.

Достаю телефон и едва не роняю его из рук, округляя глаза. Эсэмэска от Илоны.

«Я знаю, кому он подарил те сережки. Позвони, как освободишься».