Выхожу из детской и иду в кабинет к Давиду. Он сидит в своем кресле, что-то печатая на ноутбуке.

— О чем ты думал, а? — напираю на мужа, упирая руки в боки. — Я говорила, не перекармливай дочь сладким!

— Я же не думал, что…

— Вот именно, ты не думал! — закипаю я.

— Она не так много и съела. Обычно ты за этим следишь. Могла бы поехать с нами, чтобы этого не произошло, — припечатывает Давид.

— То есть это я виновата?! — бешусь я.

Муж морщится. Видимо, до него доходит, что перегнул палку.

— Да нет же, — идет он на попятную, смотрит на меня виновато. — Извини, Ань. Я не хотел, чтобы так вышло. Просто у Арины так горели глаза. И то ей надо, и это. Я и поддался. Сама знаешь, я не умею ей отказывать. Я уже пожалел, честно.

Я закатываю глаза. Да уж, что есть то есть. Обычно именно я в роли злого полицейского, который отмеривает сладкое на день, укладывает спать, несмотря на протесты, ограничивает время у телевизора или планшета и так далее. А папа строжится недолго, готов все разом сложить к ногам дочери, когда она смотрит на него глазками кота из небезызвестного мультика.

Не надо было отпускать Арину с ним одну. Зря понадеялась на сознательность Давида. Впредь буду умнее.

— Ладно, что уж теперь, — вздыхаю я, потихоньку успокаиваясь.

— Ты самая лучшая мать, которая только могла быть у Арины, — вдруг печально улыбается Давид. — Нам очень с тобой повезло. Мне повезло.

Э-э-э…

Я молча хлопаю ресницами.

— Вот как? — хмыкаю.

Как-то поздновато для внезапных озарений. У Давида для этого было целых пять лет.

— Да, — кивает муж. — Ань, давай в понедельник сходим куда-нибудь все вместе? Ты, я, Арина. Я взял выходной. Поговорим.

— Я за тебя, конечно, рада. Вот только я, вообще-то, в понедельник работаю.

— Ты… что? — У Давида дергается левое веко, он даже привстает с рабочего кресла, опирается ладонями о рабочий стол. — Когда это ты успела устроиться на работу?

— Когда надо, тогда и успела, — пожимаю плечами.

Плакало мое прикрытие: теперь муж точно догадается, что я не сидела дома всю эту неделю, раз нашла работу. Но выражение его лица сейчас — бесценно. Оказывается, его жена способна прожить и без него. Вот сюрприз так сюрприз.

Давид повышает тон, гремит:

— Куда ты устроилась? Наверняка в какую-то шарашкину контору! Тебя же облапошат. Или подставят. Или подставят и облапошат.

Господи, вот как он умудряется это делать? Минуту назад говорил, что ему со мной повезло, а тут снова оказывается, что я ничего не стою и мозгов у меня как у курицы, раз меня может облапошить кто угодно.

Вот только больше всех облапошил меня именно он.

— Я в курсе, что ты обо мне думаешь, Давид. Уже поняла. Теперь окончательно.

— Что ты поняла? Я, вообще-то, люблю тебя и переживаю.

— Переживать надо было раньше, — разъяренно бросаю я, — когда изменял! Вряд ли ты тогда думал обо мне.

— Давай все обсудим, — напирает муж.

— Давай, — хмыкаю я. — И правда, пора. Чего тянуть? Обговорим детали развода.

— Ты снова о своем? Аня, я… — суровеет Давид, но договорить не успевает: раздается звонок домофона.

Муж чертыхается, поджимает губы и идет в коридор

— Подожди тут, — говорит.

Вместо этого я выхожу за ним, вижу, как он открывает дверь. Внутрь заходит его секретарша, протягивает ему папку.

— Давид Артурович, нужно подписать документы. Срочно.

Я видела эту девушку раньше. Кажется, ее зовут Виктория.

Вот только тогда она не выглядела так. Высокие каблуки, блузка расстегнута больше, чем нужно. Ярко-красная помада, распущенные локоны, явно после рук парикмахера. Она хлопает длинными ресницами-опахалами, призывно глядя на Давида.