Согревшись, налила себе чаю с лимоном, включила телик, чтобы хоть кто-то говорил. Забралась на диван общей комнаты, подогнув под себя ноги, и обхватила кружку двумя руками. В студии собрался народ, с упоением поливая грязью друг друга, под вздохи и аплодисменты толпы. Когда чай был допит, а Валентина Петровна дала понять невестке, что та блудница вавилонская, охарактеризовав её более емким словом, вошел старик. Сбросил с себя дождевик, повесил его у входа и повел плечами: «бррр». Замер, осознав работающий телевизор и плавно повернул голову.

— Кого хрена ты тут делаешь? — увидел меня.

— Он сегодня не может. — Выражение лица Пантелеича не сулило ничего хорошего, и я посчитала нужным пояснить: — У него инвестор.

— Кажется, ты не совсем понимаешь значимость этого дела.

 Он, словно подкрадываясь, приближался. Я вдавила голову в плечи, инстинктивно пряча шею, казалось, он меня сейчас ударит. Хотя, с чего я это взяла… рукоприкладство ко мне никто не применял. Тот эпизод с шей был единственно скверным. Он подошел, выдвинул стул и поставил его ровно напротив. Уселся, сложив одну руку на стол, а потом провел по нему, смахнув несуществующие крошки.

— Девочка, ты пойми, — подался вперед. Голос вкрадчивый, мягкий, я не спешила выдыхать. — Мне происходящее тоже не нравится, но нужно собраться с силами и завершить дело. Люди на нас рассчитывали, мы не должны их подводить. Люди эти опасны, ссориться с ними нельзя. Это может закончиться скверно для нас.

«Для нас» он подчеркнул особо. Всё, разошелся, сейчас не остановишь. Я обхватила свои колени и отвернулась к окну. Вступать с ним в диалог, во время припадка лекций, бесполезно, следовало просто выслушать. Он говорил и говорил, что-то уговаривающее, ласковое и когда я уже почти расслабилась, бухнул ладонью наотмашь по столу.

— Да ты, я смотрю, не слушаешь! Бестолочь, — тыкнул он в меня пальцем, — он возле задницы твоей должен греться, а не с инвесторами валандаться! 

— В Москве он! — не выдержала я.

— Ты это прямо сейчас выдумала?!

— Зачем мне что-то выдумывать?

— Например, чтобы я не докучал.

— Думайте, как хотите, — встала я, планируя уйти в свою комнату. Он перехватил моё запястье и притормозил меня:

— Мы не можем затягивать, у нас совсем нет времени!

— Борьку нашли? — напомнила я его заботы. Он скривился, как от зубной боли:

— Нет.

— С этим мы тоже затягивать не можем!

Я дернула рукой, высвободив её, и ушла к себе.

Комната показалась неуютной, темной и унылой, в душе погано. Я поставила телефоны на зарядку и уселась в кресло, схватив книгу, которую никак не дочитаю. Торшер включила. Книга не увлекала. Разлад со стариком вывел из равновесия. Тот бродил по дому, вроде даже разговаривал с кем-то по телефону, а потом затих.

Ближе к ночи я переместилась на кровать, выключила торшер и закуталась в одеяло, прямо не раздеваясь. Грандиозные идеи, на завтрашний день, сыпали из меня одна за одной, пока я не задремала. Но даже провалившись в дрёму не осознавала этого: круговорот людей и лиц продолжал мелькать где-то на подсознании, пока звук разбившего стекла не заставил вернуться в действительность.

Я подскочила, стряхивая с себя сонную одурь, поначалу решив, что мне всё приснилось. Как бы не так! Остатки стекла со звоном продолжали лететь по обе стороны дома, а я хаотично пыталась сообразить в какой комнате выбивают окно. Что вообще происходит?!

Моя рука зависла в воздухе, не дотянувшись до дверной ручки — мужские голоса. Громкие, грубые. Чужие. Я резко поменяла траекторию, схватила телефоны, сумку и забралась в шкаф.