Прощались своеобразно: он «до завтра», я мысленно «навсегда», скрещивая за спиной пальцы.

 Таксиста попросила остановить у отделения банка по улице Пирогова и рассчиталась с ним. Вошла в банк, присела на стул для посетителей и заказала себе еще одно. Через другую службу и на соседнюю от банка улицу. Решив, что этих предосторожностей достаточно, отправилась в дом.

Меня очень занимало две вещи: получилось ли у нас и, если да, куда мы отправимся после? Останемся в этом городе или сорвемся? Задумал старик уже что-то новое или будет передышка, надо бы спросить об этом Борьку...

 Машину я на всякий случай покинула раньше, чем требовалось. Я сделала вид, что иду к калитке чужого дома, дождалась, когда машина отъедет и только тогда направилась к нашей берлоге.  

 В доме было подозрительно тихо. Вроде и шуметь некому, но и совсем никакого оживления. Я заглянула в кухню, надеясь в ней кого-нибудь обнаружить, – пусто. Борька наверняка спит, решила я. Сделала несколько шагов к его комнате, как позади меня хлопнула дверь. Пантелеич держал в руках садовые ножницы. «Развлекал себя уходом за садом?» — успела подумать я, как он отчеканил:  

— Где ты была?

— Странный вопрос, — хмыкнула я, — разве Борька не сказал…

— Где ты была, я спрашиваю! — заорал он и двинул на меня. Преодолел несколько шагов, разделяющих нас, я даже опомниться не успела, как он схватил меня за горло.

Я замерла, округлив глаза. Ни подобной прыти, ни этого выпада, по отношению к себе, я не ожидала. Перекошенный рот, гримаса, еще немного и забрызжет с ног до головы «ядом». Злоба, переполнявшая его, совершенно непонятна, а ещё ножницы… загнутые, толстые, бесполезные как оружие, но все равно такие пугающие. Они заставляли стоять смирно и ждать, главное не отводить взгляда.

Он впился своими глазами в мои, так близко, что я увидела в них свое отражение, и прямо в лицо прошипел:

— Какую игру вы ведете, девочка? Что вы задумали?

— Я была у Платова, — прохрипела в ответ. Горло он сдавил не в полную силу, однако, слова вырывались с хрипом: — Никаких игр я не веду.

— Никаких игр? – переспросил он, зрачки его сузились. Я кивнула, насколько смогла, под его хваткой, а он, наконец, отцепился. — Где Борис?  

— Разве он не вернулся? — откашливаясь, спросила я и отошла на всякий случай.

Пока я, согнувшись, восстанавливала дыхание, Пантелеич прошел и опустился на стул. Плечи свесил, словно смяк или сдулся, будто этот припадок ненависти забрал у него все силы. Сомневаюсь, что это раскаяние, хотя кто его знает, может и так. Я опустилась на диван напротив и достала из сумочки телефон. Борька был вне зоны действия.

— Бесполезно, — поднял старик голову, — я раз десять уже набирал. — Ножницы он теперь держал в обеих руках, глянул на них, как будто видит впервые, и отложил на стол. – Давай, рассказывай, что там у тебя.

Характер я сочла показывать неразумным. И ситуация, и человек не располагали к вступлению в противодействие. Горло неприятно болело, но придется мне это как-то пережить. Я просто изложила, чем была занята эти сутки, опуская ненужные подробности. Старик слушал внимательно, вглядываясь в меня и пытаясь определить правдивость моего рассказа. Не перебивал, вопросов не задавал и, даже когда я дошла до того места, где меня сморил сон, не проявил своего отношения к моей оплошности. Только я закончила и замолчала, как он подвел:

— Значит, уверенности, что Борька был в доме у тебя нет.

— Нет.

— Иди, отдохни пока.

— А Борька? — спросила я. — Надо же что-то делать.

— Позвоню сейчас одному… товарищу, запрошу местоположение телефона. — Пантелеич стукнул себя по коленкам и поднялся. Подошел, и похлопал меня по плечу: — Ты молодец, беги, отдыхай пока.